Тьфу ты! Он доподлинно вспомнил то, что справный солдат обязан в первую очередь заучить в стране пребывания… Набрал в грудь побольше воздуха, еще раз освежил память и старательно рявкнул:
— Мансана а сула бе та на! Куивало батака а мансанита суба! Ба та, ла та, ша та, карава матаба туа! Чу, ба та, ла та! Хуту ба лу киту…
Это была высокопробная матерщина, подробно исследовавшая генеалогию старосты и обнаружившая в ней массу позорных обстоятельств. А также обещание оторвать к чертовой матери кое-что важное.
Ну, в конце концов, настоящие сотруднички Лесного корпуса тоже не церемонились бы со старостой захолустной деревушки, находись они при исполнении…
Старосту, сразу видно, п р о н я л о. Закрепляя успех, Мазур добавил:
— Кавуту ба ла матари! Ну, вспомнил английский?
Староста закивал и проговорил на приличном английском:
— Вспомнил, как тут не вспомнишь… Руки подними, падаль!
Мазур так и не успел ничего предпринять — и Анка тоже. Во всех шести окнах барака — без рам и стекол — возникли недружелюбные рожи, направили внутрь автоматы. Сзади знакомо лязгнуло — это передернул затвор «Калашникова» тот самый худой юнец в желтой майке и домотканых по колено портках. Староста, уже не выглядевший сонным байбаком, проворно извлек из стола старомодный, но ухоженный револьвер британского производства и, вытянув перед собой обеими руками, нацелился Мазуру в живот.
— Руки вверх, говорю! — заорал он на том же вполне приличном английском. — Кому говорю?
Мазур медленно поднял руки, успев подумать, что давненько уж так не прокалывался: но ведь три часа наблюдали, типичнейшее сонное царство, дыра дырой… Сзади послышались едва различимые шаги, в затылок уперлось нечто твердое, которое могло оказаться исключительно дулом автомата — и подросток проворно выдернул у Мазура из кобуры револьвер, а из ножен — кинжал. То же самое проделал с Анкой. Живенько отбежал, не дожидаясь неприятных сюрпризов.
Проворно выскочив из-за стола, староста распорядился:
— Пошли к двери, оба! Кругом!
Под прицелом стольких дул не особенно и поспоришь… Мазур вышел первым — а перед ним пятился державший его на прицеле юнец. Следом шла Анка. Орал староста:
— В соседний дом, живенько!
Соседний барак оказался чуточку ухоженнее — разделен на несколько комнаток. Староста орал:
— Направо! Руки не опускать!
Мазур вошел в комнатку, где за пустым колченогим столом восседал на стуле здоровенный детина в пятнистом комбинезоне и синем берете.
Староста орал:
— Направо! Руки не опускать!
Мазур вошел в комнатку, где за пустым колченогим столом восседал на стуле здоровенный детина в пятнистом комбинезоне и синем берете. На рукаве у него красовалась чистенькая сине-красная повязка с какими-то буквами, а на берете — здоровенная, не без старания изготовленная кокарда желтого металла. Ни к повязке, ни к кокарде Мазур особенно не приглядывался — ровным счетом ничего интересного, один из тех вечных, как тараканы запечные, национальных фронтов, чье наличие и неистребимость привели президента Кавулу к черной меланхолии и твердому решению драпануть из страны с набитыми карманами…
Вокруг столпилась целая орава, упершись в разные участки организма автоматными дулами. Держались они несуетливо, совершенно спокойно, и вот именно это Мазуру и не нравилось: народ, сразу видно, бывалый, с таким труднее работать, предпочел бы начинающих сопляков, и стрелять не умеющих прицельно, и неуклюжих, как морж на суше…
Верзила разглядывал их, выпуская дым в потолок. Что-то скомандовал на своем, непонятном — и Мазуру быстренько обшарили карманы, кинули на стол ламинированную карточку, рядом — Анкину.
— Лесной корпус… — протянул верзила, ухмыляясь так, будто настроился с самого начала не верить ни единому слову пленных. — И что же вы здесь делаете, судари мои?
Мазур добросовестно ответил:
— Изучаем район. Для устройства нового заповедника. А с кем, собственно…
— Капитан Батаги, — сказал верзила. — Начальник контрразведки округа Патриотического фронта.
Мазур подумал, что угадал неправильно — не национальный фронт, а патриотический… плевать, хрен редьки не слаще.
Качаясь на поскрипывающем стуле, капитан протянул:
— А на самом деле? Паршивая маскировочка, откровенно говоря… Моментально колется.
Мазур с видом оскорбленной невинности пожал плечами:
— Да какая там маскировка? Мы действительно из Лесного корпуса…
— Голубчик, — задушевно сказал капитан. — Ты бы уважительнее относился к оппоненту, что ли… Что ты дурака валяешь? — он поднял пятерню с тремя оттопыренными пальцами. — Три часа! Три часа с небольшим ты со своей девкой торчал в кустах и вел наблюдение за деревней… Мы вас срисовали моментально, мои ребята знают толк… Да и деревня целиком и полностью н а ш а, не по принуждению, по убеждениям, местные тоже вас засекли быстренько, они хорошие охотники, разбираются… Это что, так предписано уставом Лесного корпуса — прежде чем войти в деревню с мирными целями, три часа в кустах торчать?
«Подсек, сволочь», — сердито подумал Мазур.
— У нас сломалась машина, — сказал он, отчаянно пытаясь сохранить лицо. — В нас, когда мы пошли пешком, стреляли какие-то люди, и я решил поосторожнее…