Он направился к миссии открыто, не таясь, по обочине пыльной дороги. Приблизившись метров на пятьдесят, услышал доносящееся из церкви заунывное пение на местном наречии. Ускорил шаг — хотелось есть и пить, тело требовало отдыха.
Навстречу ему бросилось с полдюжины худых разномастных барбосов. Обступили кольцом, побрехали малость для поддержания своего имиджа неподкупных сторожей, а потом, лениво повиливая хвостами, разбрелись в тенек.
Мазур остановился, оглядываясь. Хлопнула дверь того домика, что был украшен спутниковой тарелкой. Невольно присвистнув, Мазур, демонстративно складывая руки на груди, следил за приближавшимся индивидуумом.
Тот безусловно заслуживал внимания — колоритнейший тип, ага. Громадный негр средних лет, в полосатой, серо-бело-черной накидке-бубу и черной шапочке на манер ермолки. Все бы ничего, но обаятельный облик… Нос давным-давно переломан и свернут на сторону, на щеке жуткий шрам — непонятно, чем могло так прилететь, но кто-то старался на совесть. И на правой руке тянется от локтя к плечу двойной шрам, похожий на зигзаг молнии. Что-то непохоже это на следы звериных когтей — скорее уж этот субъект в свое время крупно поскандалил с родственными индивидуумами, вооруженными чем-то примитивным, но чертовски эффективным, вроде вил и затейливых боевых дубин, какие до сих пор в ходу у иных лесных племен. Дискуссия, надо полагать, была жаркая, но что-то не похож этот великан на страдающую сторону…
В руке у незнакомца был увесистый посох с резным навершием, больше напоминавший добрую оглоблю, — и держал его человек сноровисто, с таким видом, словно готов был показать во всем блеске классическую «фалубу», смертоубойные приемы драки на палках.
Мазур стоял, сложив руки на груди. Великан неторопливо к нему приближался. Даже учитывая местную специфику, он что-то не походил на священника. Нательный крест, правда, красуется на могучей груди — но именно что нательный, а не священнический. Размером, правда, с ладонь — под стать габаритам. А за поясом-то у нас… А за поясом у нас определенно нешуточных размеров пистолетище, укрытый полой накидки. Ну, точно, не поп. Когда это последние двести лет католические патеры разгуливали при оружии? Давненько прошли времена воинствующей церкви и лично руководившего осадой крепостей кардинала Ришелье…
Великан остановился. Их разделяло метра три, и Мазур на всякий случай изготовился отразить удар посоха.
Незнакомец произнес что-то, судя по звукам, на португальском.
— А нельзя ли по-английски? — спросил Мазур кротко, с надлежащим христианским смирением.
— Да можно, пожалуй что, — пробасил великан. — Какие у вас надобности, сэр? — он сделал паузу, выразительно оглядывая Мазура и его автомат.
— По служебным делам путешествуете, или у вас личные… странствия?
— Собственно говоря, и то, и другое, — сказал Мазур спокойно, ровно. — Я инспектор Лесного корпуса. Был в командировке в здешних местах, угодил в район боевых действий, лишился машины. Километрах в пяти отсюда полетел радиатор. Шел пешком… Извините за навязчивость, но пожелания у меня, можно сказать, классические: ночлег и приют… Я человек скромный, и много мне не нужно. В состоянии даже на Божий храм пожертвовать…
Он достал закатанное в пластик удостоверение и предъявил великану. Тот сделал небрежный жест свободной рукой:
— Господь не требовал, сын мой, проверять документы у путников, просящих приюта…
Но сам, Мазур мог поклясться, зорко и внимательно успел прочитать документ. Мазур спрятал удостоверение в нагрудный карман мятой пыльной рубашки, посмотрел выжидательно. Великан посторонился, указал на домик, из которого вышел:
— Входи, сын мой, пользуйся гостеприимством…
Собрав всю свою светскость, Мазур осведомился:
— Позволено ли будет узнать ваше имя, падре?
— Увы, сын мой, — сказал великан с хорошо разыгранным смирением и лукавством во взоре, — недостоин я сана, какового и не имею. Я — Педро, скромный здешний причетник…
Должность эта Мазуру была смутно знакома исключительно по «Трем мушкетерам», и он не стал задавать излишние вопросы — ну, понятно и так, нечто вроде прислужника при храме, помнится… Вошел в дом. Прозаически повесил автомат на вешалку у двери рядом с широкополой соломенной шляпой, уселся на лавку у стены. Великан Педро что-то крикнул на местном наречии, вскоре вошел в комнатушку, уселся на лавку рядом с Мазуром. Посох, что характерно, поставил меж колен.
— Солнце садится, — сказал он непринужденно. — Намерен остаться на ночлег, сын мой?
— Если возможно, — сказал Мазур.
— Нельзя же отказать усталому страннику…
— Нельзя ли будет утром нанять вашу машину? До Инкомати?
— Нужно будет спросить разрешения у отца Себастьяна, — без раздумий отозвался Педро. — Я так подозреваю, сын мой, ты не принадлежишь к римской церкви? Впрочем, это несущественно, я полагаю… Приют и помощь всякому гарантированы.
— А где отец Себастьян? — поинтересовался Мазур.
— На мессе, в храме. Недавно началась поминальная служба по президенту…
— По какому?! — встрепенулся Мазур.
— По президенту страны, его высокопревосходительству Кавулу, — сказал Педро. — Покойный не проявлял, скажу тебе по совести, никакого интереса к римской церкви, не говоря уж о том, чтобы к ней принадлежать… Но наш долг — молиться об убиенном главе государства…