— Убиенном? — вырвалось у Мазура с неподдельным удивлением. — Я торчал в лесах без радио, ничегошеньки не знаю… Это что, переворот? Мятеж?
— Бог миловал, сын мой, — пробасил Педро. — Бог миловал… Быть может, это чуточку кощунственно звучит, но о б о ш л о с ь без мятежа и прочих заварушек. Одна из тех трагических случайностей, которые людская воля не в силах предотвратить — потому что это, собственно говоря, не случайность, а Божьи жернова, каковые мелют медленно, но верно… Средь бела дня, знаешь ли, все произошло, прямо во дворце. Его высокопревосходительство как раз направлялся на заседание кабинета.
.. Средь бела дня, знаешь ли, все произошло, прямо во дворце. Его высокопревосходительство как раз направлялся на заседание кабинета. Некий майор, пронеся под мундиром два пистолета, открыл вдруг пальбу, смертельно поразил президента, убил адъютанта, еще двух человек ранил…
— И что он говорит? Не дошли еще такие новости?
— Если он что-то и говорит, сын мой, то исключительно в местах, людской юриспруденции не подвластных. Телохранители его застрелили там же. В решето, как говорится…
— А это, простите, достоверно известно? — спросил Мазур недоверчиво. — Может, слухи?
— Увы, увы… По телевизору было официальное сообщение, потом все подробно рассказывали в специальных выпусках новостей. Храни, Господи, не особенно и праведную душу нашего президента… — Педро старательно перекрестился лопатообразной ручищей. — Все, знаешь ли, достоверно… Омрачилось твое лицо, это заметно. Доводилось встречаться с президентом?
— Откровенно говоря, он мне пару-тройку дней назад вручал орден, — сказал Мазур, решив, что такая подробность лишь пойдет ему на пользу, подчеркнув благонадежность. — И вот как обернулось…
— Человек предполагает, а Бог располагает.
— Когда?
Выслушав ответ, Мазур надолго погрузился в угрюмые раздумья: выходило, что означенный злокозненный майор открыл пальбу по своему верховному главнокомандующему аккурат через час после того, как покойный Шарль сообщил в столицу о вылете самолета с бесценным грузом. Прикажете считать это случайностью? Простите старого циника, но в случайность совершенно не верится. Очень уж кстати она произошла, очень уж у д о б н а я. Вот т е п е р ь президент Кавулу никому не станет надоедать бестактными вопросами, выясняя у своих бледнолицых сообщников, куда, к черту, делись его два кило алмазов. У Олеси и ее друзей руки развязаны, камешки можно преспокойно считать своими. Вполне возможно, Кавулу посвятил в тайну кого-то из с в о и х — зная местные нравы, это может оказаться какой-нибудь любимый племянничек, особо доверенный дядя, незаконный, но любимый сыночек (есть у него штук несколько таковых в дополнение к законному). Но с н и м и, без сомнения, справиться будет гораздо легче, если начнут выдвигать глупые претензии на наследство покойного. Беспроигрышный ход, ага…
А значит, чрезвычайно похоже, Анка говорила чистейшую правду касаемо целей, для которых предназначен «алмазный фонд», она-то как раз допускала, что президента шлепнут… говоря цинично, на месте Олеси сотоварищи Мазур именно так и поступил бы ради логического, рационального завершения операции. Точка, все избавлены от с е р ь е з н ы х претензий…
Не спускавший с него проницательного взгляда Педро сказал:
— Временно исполняющим обязанности президента кабинет министров и парламент, собравшись на экстренное заседание, провозгласили Мозеса Мванги. Достойный человек.
— Безусловно, — сказал Мазур.
— Уж не знакомы ли вы и с ним?
— Случалось встречаться, — сказал Мазур.
— Поистине, сын мой, вы, точно, чересчур… общительны для простого инспектора Лесного корпуса, — сказал Педро с непроницаемым лицом. — Президент вручал вам орден, с господином Мванги вы тоже знакомы…
— Не верите?
— Ну, отчего же. Достаточно пожил на белом свете, умею отличать человека лгущего от человека правдивого. Вы, безусловно, говорите правду сейчас. Я не сомневаюсь в ваших словах, я просто дерзну высказать предположение, что бытие ваше под сенью Господа, быть может, отличается несколько от скромной работы лесного инспектора.
..
— Вот именно, любезный господин Педро, — сказал Мазур, чуть подумав. — Я, к сожалению, не могу вас посвящать в чужие секреты… Просто-напросто хочу убедить в полной своей благонадежности, вот и все…
— Да кто же сомневается в вашей благонадежности, сын мой, — благодушно прогудел Педро. — Мы, смиренные служители Божьи, что носящие сан, что миряне, умудрены житейским опытом и натуру человеческую постигать обязаны моментально, каковое умение в наши смутные и беспокойные времена необходимо…
Чересчур уж простодушно он смотрел, чересчур уж благостным казался, чтобы верить в его жесткую наивность. У Мазура закрались подозрения, что этот гигант с рожей контрабандиста и елейными манерами смиренного слуги Божьего всегда знает больше, чем говорит. Вот и на сей раз что-то тут не так. Совершенно не похоже, что он настроен враждебно или задумал какой-то подвох, но невозможно отделаться от ощущения, будто знает о Мазуре чуточку больше, чем следовало бы. Ох уж эта таинственная африканская м о л в а… Знаем, сталкивались в этих же краях много лет назад: то, о чем шепчутся в Генштабе как о великой тайне, оказывается уже известным базарным торговцам, президент еще только раздумывает, кого назначить министром, а старики в деревушке за сто миль от столицы уже обсуждают кадровые перестановки. От колдовства и прочей мистики тут мало — именно что молва, особые отношения меж родственниками и одноплеменниками — между прочим, не имеющие ничего общего с легковесными сплетнями, тут все иначе: с в о и будут полностью в курсе, а посторонние, хоть золото сыпь горстями, останутся в неведении. Африка, знаете ли…