— На всякий случай, — сказал Мазур, — мало ли что может отыскаться…
— Понятно. Можно взглянуть? — Мванги прошел в двери в глубине кабинета и непринужденно ее распахнул: — Это и есть та самая система наблюдения за всем практически поселком?
Мазур кивнул, не выразив особенного удивления — старикан не занимал никаких постов, кроме спикерского, но личная разведка, как известно людям понимающим, у него поставлена прекрасно. Все-таки живая легенда, и опыт выживания богатейший… Кто-то уже втихомолку поделился свежими новостями, ага…
— Как ее не обнаружили до сих пор? Президент, приезжая сюда, принимал все меры безопасности, в том числе и против подслушивания…
— Такая уж система, — сказал Мазур, — встроена в схему электропитания, как бы паразитирует на ней, а потому современными средствами не засекается. Очень уж они современные, на более изощренные «жучки» рассчитаны… Вас интересуют детали?
— Да нет, зачем… — старик уселся в кресло, бережно прислонив трость к подлокотнику, присмотрелся к экранам и рядам кнопок. — Как это все включается?
Мазур мысленно пожал плечами — в конце концов, перед ним был глава высшей законодательной власти…
— Поверните вот этот синий тумблер, — сказал он. — Потом нажмите клавишу, вон ту, рифленую, красную, с «дабл ю». Теперь можно нажимать кнопки с номерами. «Единица» — это президентский…
Старик без малейших колебаний нажал «единичку».
..
Старик без малейших колебаний нажал «единичку». Вспыхнул экран. Президент развалился в том же мягчайшем кресле, но беседовал уже не с лощеным штатским, а с военным — полковничьи львы на погонах, синий берет… это не армия, точно. То ли военная жандармерия, то ли полиция — Мазур в нынешних знаках различия плохо разбирался, за двадцать лет многое переменилось.
Разговор снова шел на каком-то местном языке — и Мозес Мванги подался вперед, прямо-таки впившись взглядом в экран, ловя каждое слово. Судя по тому, как застыло его лицо, речь шла не о новинках киноэкрана и не о достоинствах балерин из Государственного театра — старик, как Олеся давеча, словно бы поверх вороненого винтовочного ствола смотрел…
Мазур деликатно стоял у него за спиной, сохраняя каменную неподвижность. Это продолжалось долго, в конце концов Мванги резко, раздраженно ударил ладонью по выключателю, словно таракана давил. Какое-то время сидел, уставясь в погасший экран с тем же хищно-брезгливым выражением на лице.
— Вы что-нибудь поняли? — спросил он тихо.
— Увы, местным языкам не обучен, — сказал Мазур.
— Насколько мне известно, двадцать лет назад вы у нас уже б ы в а л и…
— Я не разведчик, а военный, — сказал Мазур. — Нам языковые тонкости ни к чему. Разве что «Руки вверх» и тому подобное…
Не хватало еще лезть в местную большую политику, подумал он. Большая политика — дерьмо, на любом меридиане…
Мванги встал, и они оказались лицом к лицу. Мазур глянул выжидательно.
— У меня к вам будет просьба, адмирал… — сказал старик словно бы нерешительно. — Я понимаю, вы здесь заняты не только охраной президента, но и какими-то с в о и м и делами…
— С чего вы взяли?
— Ну, бросьте. Вы же в данный момент работаете на группу бизнесменов, которым здесь многое принадлежит…
— Вам это не по душе? — негромко спросил Мазур.
— Не настолько, чтобы против этого бороться, — сказал Мванги. — К превеликому сожалению, иные вещи следует воспринимать как грустную неизбежность. Жизнь далеко не во всем похожа на то, что нам представлялось лет тридцать назад… вы, наверное, это знаете и на с в о е м опыте?
— Не без того, — сказал Мазур угрюмо.
— Просьба у меня одна-единственная. Вы можете никому не рассказывать о том, что показали мне… систему?
Пытливо глядя на Мазура, он вдруг словно вспомнил что-то, достал из внутреннего кармана белоснежного пиджака какую-то длинную узкую книжечку, раскрыл ее, нацелился авторучкой. Спросил совсем тихо:
— Какую сумму вы считаете приемлемой?
Тут только Мазур сообразил, что книжка — чековая. Он их почти что и не видывал, разве что во времена былых зарубежных командировок. Даже в новой своей ипостаси обходился кредитными карточками.
— Уберите это, — сказал он, невольно скривившись от брезгливости то ли к окружающей жизни, то ли к принятой на себя роли.
Медленно спрятав книжку и авторучку, старикан сказал не без удивления:
— А ведь вы искренни, пожалуй что. Вас прямо-таки перекосило от отвращения… Извините.
— Я в данный момент работаю за деньги, — сказал Мазур, — но это еще не значит, что я все измеряю деньгами. Никто ничего не узнает. Слово офицера.
Мне, откровенно говоря, наплевать на ваши интриги. Своих хватает. Лишь бы это не пошло во вред… — он мотнул головой в сторону экрана. — Я, как вы справедливо подметили, в настоящий момент занят обеспечением безопасности президента. Можете и вы, в свою очередь, дать слово, что это не повредит…
— И вы поверите моему слову?
— Поверю, — сказал Мазур, — такой уж я болван.
— Честное слово, я это не собираюсь использовать для каких-то д е й с т в и й…
Болваном Мазур никогда не был. Он просто-напросто помнил, что старик после обретения независимости ни разу не был замешан в каких бы то ни было а к ц и я х типа переворотов, заговоров и мятежей. Не те принципы. Е г о однажды лишали поста премьера классическим способом — подогнав танки к резиденции и подкрепив их батальоном десантуры. Семьдесят девятый, ага…