— А почему бы и нет? Лесной корпус — это вполне кошерно. Изучаем возможности устройства здесь нового заповедника. Услышав такую легенду, местные нас на руках по главной улице пронесут. Заповедник — это туристы, а туристы — это дурные деньги… Идем к баракам, осматриваемся, нейтрализуем все, что может представлять неудобства, хватаем машину, если на ходу…
— Да на ходу она, сразу видно.
— Тем лучше, — сказал Мазур. — Хватаем машину, забираем поклажу и мчимся в город, не забыв расколошматить рацию…
— Если она есть.
— Должна быть. Тот сурок, судя по сытой и довольной роже — не иначе как староста. Должна быть рация… Ты оружия при нем не заметила?
— Нет.
— Я тоже.
— Я тоже. Значит, все просто…
Пригибаясь, чтобы не высунуться ненароком над кустарником, он отошел, пригляделся к зарослям и отыскал подходящее местечко. Там, где ветви — корявые, покрытые клейкими длинными листочками и бурыми двойными колючками, — достигали земли. Осторожно, чтобы не исцарапаться, приподнял ветки прикладом автомата, запихал туда рюкзаки, потом и автоматы. Отступил на шаг, присмотрелся. Уже отсюда ничегошеньки не видно. Значит, надежно. За все три часа, что они в зарослях просидели, ни единая живая душа сюда не сунулась — ни люди, ни домашние животные. Отсюда легко сделать вывод, что место малопосещаемое. Четверть часика драгоценная поклажа пролежит…
— Ну, с Богом… — сказал он. — Пошли… нет, не туда!
Они сделали немаленький крюк и вышли на дорогу — чтобы не выглядеть подозрительными людьми, пришедшими со стороны чащобы. В полный рост, не скрываясь, двинулись по дороге к деревне.
Первыми их, как и следовало ожидать, заметили детишки, игравшие со щенком у крайнего дома. Не завопили, наутек не пустились — воззрились с любопытством, но без особого удивления. Следовательно, можно сделать вывод, что белый человек им не в диковину. Правда, едва Мазур с Анкой прошли мимо, детвора, забыв о щенке, на почтительном отдалении двинулась следом, но это опять-таки было не более чем простым любопытством.
И сидевший у входа старикан с длиннющей трубкой во рту смотрел на идущих без малейшего удивления, скорее равнодушно… Они шагали прямо к баракам. Ни малейшей угрозы в поле зрения, скорее наоборот — никто не думал ради них отрываться от дела, только ребятишки тащились следом, как привязанные.
Они оказались у машины. На взгляд Мазура, ни малейшего изъяна, хоть сейчас прыгай за руль и лихо уносись в облаке пыли… Вокруг стояла безмятежная тишина, из-за угла появился худющий подросток в желтой майке и домотканых штанах по колено, мельком поглядел на Мазура с Анкой и прошел мимо, присел на корточки у радиатора машины, разглядывая ее с вялым интересом. Изнутри, из барака, доносилось размеренное клацанье, вроде бы не связанное ни с чем милитаристским.
Они поднялись по трем ступенькам расхлябанного деревянного крылечка. Входная дверь была открыта, так что стучать не пришлось. Вся внутренность барака оказалась одной-единственной большой комнатой, не разгороженной перегородками. На стене справа висело несколько картинок, имевших внешние признаки наглядной агитации: портрет президента (точнее, цветная фотография не лучшего качества и скромного размера), пара плакатов с сиявшим над белым городом солнцем, могучими белозубыми крестьянами, куда-то шагавшими колонной с мотыгами на плечах и идиотскими улыбками, а также антиспидовскими лозунгами, проиллюстрированными перечеркнутыми шприцами и самокрутками с местной дурью. Красный уголок, ага. «Сурок» сидел за ветхим столом в торце барака. За спиной у него красовался пыльный государственный флаг, а сам он старательно, двумя пальцами, выстукивал что-то на пишущей машинке, которая, по первому впечатлению, была антиквариатом еще при португальцах. Точно, крайне походило на мэрию — с учетом окружающей убогости.
При виде вошедших хозяин с превеликой охотой оторвался от своего занятия, поднял голову и изобразил лучезарную улыбку — именно что изобразил, рожа у него, оценил Мазур, была самая что ни на есть продувная.
— Посматривай… — сквозь зубы сказал он Анке, быстрыми шагами приблизился к столу и спросил резко: — По-английски говорите?
«Сурок» все с той же широченной улыбкой развел руками, пожал плечами, повертел головой и выдал длинную фразу на местном наречии, расшифровке не поддававшуюся.
«Дуркует», — подумал Мазур. Деревня цивилизации не чужда, а поблизости — принадлежащие американцам рудники и плантации, так что какой-то минимум он обязан был усвоить…
— Так-таки и не говорите? — допытывался Мазур.
«Сурок», широко улыбаясь, мотал головой. Бить его в торец было, пожалуй что, перебором. Лихорадочно копаясь в памяти, Мазур соображал: здесь обитают гватепеле, ага, значит, хоть пару-другую слов в свое время усвоил, бывал в этих краях… Ну да, как же!
С вопросительной интонацией, надеясь, что вспомнил правильно, Мазур выговорил:
— Таба кисангано?
Вот чудо, типчик закивал! Значит, правильно вспомнил: «Ты староста?» Еще парочка фраз пришла на ум, но они в данный момент совершенно не годились: на кой черт Мазуру знать, не отравлена ли в колодце вода и не заложены ли поблизости мины? Из здешнего колодца все равно не пить, а мин тут давненько не закладывали вроде бы…