— У вас удрученный вид, адмирал, — не шевелясь, произнес Мванги.
— У вас тоже, господин спикер, — сказал Мазур без выражения.
— Это понятно. Я наблюдаю за своими… вы, соответственно, надо полагать, за с в о и м и. И оба мы, ручаться можно, то и дело обнаруживаем нечто, что нам не по вкусу… Откуда взяться хорошему настроению?
— Пожалуй…
Старик, бледно усмехнувшись, вдруг спросил:
— А могли бы вы, адмирал, устроить здесь переворот? Если у вас будет достаточно возможностей?
Без всякого удивления Мазур сказал:
— Я так понимаю, при ободрении и поддержке власть имущих…
— Предположим.
— Ну, это настолько нехитрое дело, что скучно делается, — сказал Мазур. — Я бы поднял батальон из полка «Умаконто Бачака», тамошние десантники в основном из лулебо, президента недолюбливают и из-за племенных разногласий и оттого, что там сильно влияние партии РАЛИМО, присовокупил несколько броневиков, занял бы дворец, одновременно нейтрализовав парочкой рот штаб-квартиру службы безопасности… Это первое, что приходит в голову. С ходу можно придумать еще несколько вариантов с участием гораздо меньших сил — но столь же эффективных. Разумеется, я говорю все это чисто абстрактно, теоретически, господин спикер, у меня и в мыслях нет устраивать что-то всерьез, на кой черт мне это нужно…
— Примерно тот же вариант приходил и мне в голову, — сказал Мванги. — Десантники из «Умаконто», Гарантальские казармы… Одна беда: а что п о т о м? Повстанцев в лесах не станет меньше, проблемы останутся прежними, а то и новых прибавится…
— Вот то-то и оно, — сказал Мазур. — А что потом?
— Как все казалось ясно и просто, когда мы входили в столицу тридцать с лишним лет назад, — сказал отрешенно старик. — Всем представлялось: как только настанет независимость, не будет ни сложностей, ни конфликтов, ни проблем…
— Ага, — кивнул Мазур. — Нам тоже пятнадцать лет назад казалось, что настала райская жизнь без проблем…
Печально улыбнувшись ему, спикер поднял стакан и выпил до дна. Мазур вдруг почувствовал себя ужасно старым, по-настоящему дряхлым: как бы он ни старался, чертов мир не переделать, и счастья не прибавляется, и проблем не становится меньше, куда ни глянь — сплошная задница.
Мванги сказал, грустно улыбаясь:
— Самое печальное, что…
Он не закончил, Мазур так и не узнал, что же в данной ситуации спикеру кажется самым печальным — ну, вряд ли то, что президент трахается с европейскими блондинками… Послышался энергичный стук, и в кабинет вошел молодой офицер — безупречно пригнанный мундир, без единой складочки, эмблемы, золотые нашивки и знаки различия сияют, на правом плече — адъютантский аксельбант сложного плетения, напоминающий хитрую головоломку.
Чуть ли не парадным шагом промаршировав к столу, он отдал честь на здешний манер, позаимствованный у американцев, — отмахнул ладонью вперед от лакового козырька огромной фуражки — и сказал обрадованно:
— Как хорошо, что я застал вас обоих, господин спикер, господин адмирал… Президент убедительно просит вас его сопровождать, он готовится вылететь в столицу…
* * *
…Нельзя сказать, чтобы сборище было особенно уж торжественным, обошлось без дурацкого размаха. Присутствовало человек пятнадцать, в форме и в цивильном, распределившихся по заученному порядку: военные выстроились рядком справа от массивного президентского стола, сверкавшего позолотой, штатские, соответственно, слева. Мазур, разумеется, пребывавший в гражданском, помещался среди последних, рядом с Олесей.
А за роскошным столом восседал президент Кавулу — здоровенный мужик баскетбольного роста в белоснежном мундире, украшенном парой десятков орденов, с красной лентой через плечо и присобаченной на ней разлапистой, многолучевой звездой, с широкими погонами, опять-таки украшенными золотом. Он посреди напряженного молчания обвел всех внимательным взглядом, потом выпрямился во весь рост. Следовало бы ожидать, что где-то поблизости загремят фанфары, но, к некоторому разочарованию Мазура, обошлось без этого.
— Господа… — внушительно произнес Кавулу хорошо поставленным голосом опытного оратора, — мы собрались здесь, чтобы должным образом отметить заслуги нашего друга, адмирала Мазура, который, не щадя сил, с опасностью для жизни, боролся с посланными из-за рубежа террористами, намеренными злодейским образом вредить республике. Не буду говорить длинных речей и славословить, наш друг — человек невероятно скромный и не стремится к выпячиванию его заслуг. Я всего лишь хочу выразить искреннюю, горячую благодарность от лица республики и провозгласить адмирала Мазура кавалером командорской звезды ордена Свободы…
Он величественно вышел из-за стола, при этом на боку у него обнаружилась шпага с позолоченным, а может, и золотым затейливым эфесом, прихватил со стола синюю папку и здоровенную синюю коробку, подошел к Мазуру, раскрыл эту самую коробку и достал из нее внушительных размеров звезду, этакую снежинку размером с ладонь, сверкавшую бриллиантовым блеском и цветной эмалью. Не глядя, ткнул пустую коробку в сторону от себя — там тут же обнаружился адъютант, подхвативший ее и на цыпочках унесший куда-то в глубь кабинета. Президент же, сделав значительное лицо, сноровисто, с большим опытом прикрепил звезду на правую сторону белоснежного Мазурова пиджака. Пиджак мгновенно обвис с этой стороны — судя по весу, регалия была не позолоченная, а целиком отлитая из презренного металла.