— Блестяще! — воскликнул президент. — Вот именно, адмирал! Вы очень точно это охарактеризовали. В полном соответствии с моими собственными рассуждениями. Олонго перестал критически относиться и к окружающей реальности, и к себе самому. И проиграл все, вплоть до собственной жизни… Даже сбежать вовремя не успел, бегство категорически не сочеталось с образом великого, непогрешимого вождя… Ну, я тогда был в Европе, а вот вы лучше меня знаете…
— Еще бы, — горько усмехнулся Мазур, — я тогда еле ноги унес из города, слишком внезапно все обрушилось…
— Для в а с. Но не для Олонго. Уж он-то обязан был предвидеть… — президент наклонился к нему, понизил голос: — Вы знаете, адмирал, в отличие от Олонго я трезво оцениваю свои силы. То, о чем мы будем говорить, конечно же — секрет. Признаюсь вам по совести, я не вижу для себя п е р с п е к т и в. Я, конечно, не был никогда ни идеалистом, ни романтиком… но, заняв свое нынешнее кресло, я, признаюсь, всерьез верил, что сумею переломить ситуацию. Оказалось, ничего нельзя сделать. Дело не во мне. Я, по-моему, не самый лучший, но и не самый худший лидер нации. Этакая средняя норма. И тем не менее… Как я ни старался, страна не смогла вырваться из этого порочного, заколдованного круга. Добрых тридцать лет продолжается одно и то же: в лесах сменяют друг друга разнообразные «фронты» и «движения», в столице заходится в истерике парламентская оппозиция, а честолюбивые генералы — и даже майоры, чтоб им пусто было! — всерьез задумываются о перевороте, считая, что они на моем месте смотрелись бы нисколечко не хуже… И, признаюсь под глубочайшим секретом, они в чем-то правы. Я, в конце концов, никакой не в е л и к и й. Они только одного не понимают, придурки: что очень быстро столкнутся с тем же клубком тягостных проблем. Что еще, быть может, тридцать лет по джунглям будут носиться партизаны с автоматами и взрывчаткой, на дорогах будут греметь взрывы, в парламенте — драть глотку оппозиция. А прибавьте к этому еще нешуточные проблемы в отношениях меж племенами, коррупцию, интересы самых разных финансовых и промышленных европейских групп, которые сталкиваются как раз на нашей грешной земле… Вы еще не поняли, куда я клоню?
Мазур помотал головой.
— Деликатный вы человек… — усмехнулся Кавулу. — Так вот, адмирал, как бы вы поступили на моем месте? Прекрасно видя, что ничего не получается исправить р е ш и т е л ь н ы м образом? Понимая, что не искорените все проблемы или хотя бы половину? Видя, что ваше пребывание в самом высоком кресле попросту бессмысленно? Только, я вас умоляю, без дипломатии! Неужели вы еще не поняли, что со мной можно говорить откровенно? И мне нужны не дежурные комплименты?
— Ну, не знаю…
— Врете! — решительно сказал президент. — Прекрасно знаете. Вы же умный человек. Повторяю, я не прошу совета. Я просто спрашиваю, что в ы сделали бы на моем месте, прекрасно осознавая ситуацию? Закусили бы удила, как покойный Олонго? Или придумали бы что-нибудь другое?
Он смотрел напряженно и серьезно, с явственным волнением, и Мазур решился:
— Ну, если говорить обо м н е… Я бы плюнул на все и решительно у ш е л бы.
— Ага! Купили бы домик в предместье столицы и вели благонравную, скучную жизнь отставника?
— Не совсем, — сказал Мазур. — Простите великодушно, но Ньянгатала не принадлежит к числу тех мест, где лидеры, даже добровольно ушедшие с поста, смогли бы м и р н о жить в предместье или в деревенской глуши.
— Простите великодушно, но Ньянгатала не принадлежит к числу тех мест, где лидеры, даже добровольно ушедшие с поста, смогли бы м и р н о жить в предместье или в деревенской глуши. Рано или поздно кто-то из н о в ы х попытался бы меня д о с т а т ь. То ли из мстительности, то ли предосторожности ради — вдруг передумаю и вернусь в большую политику? — то ли из желания найти козла отпущения, на которого можно многое свалить…
— Блестяще, — сказал президент. — Другими словами, вы постарались бы вовремя оказаться на борту самолета, улетающего подальше от этих мест?
— Ну, если честно — именно так, — сказал Мазур. — Я ведь прекрасно помню, что случилось с доктором Лигамоло. Он-то как раз был достаточно умен, чтобы уйти в отставку вовремя, но именно что поселился в столице частным лицом, наивно полагая, что никто его не потревожит… А чем кончилось?
— Вы совершенно правы, — сказал президент. — Так вот, самая жуткая, наиболее охраняемая государственная тайна в том и состоит, что я намерен поступить, как умный человек. Понимаете? — он скрестил руки и изобразил растопыренными пальцами нечто напоминающее полет взлетающей птицы. — Что скажете?
— Что вы — умнейший человек, — сказал Мазур. — Это, конечно, не дешевый комплимент. Mнe, как человеку военному, давно известно: высший пилотаж в том, чтобы отступить в о в р е м я, не раньше и не позже…
— Прекрасно, — сказал президент, впившись в него проницательным, умным взглядом. — Вопрос ребром: вы согласны оказать мне небольшую помощь, когда придет нужный момент? Разумеется, вознаграждение не исчерпается тем, что вы у ж е получили…
— Я бы с удовольствием, — сказал Мазур. — С вами приятно иметь дело, господин президент, вы деловой человек, я таких давно не встречал, обычно норовили отделаться красивыми побрякушками… Но у меня в данный момент есть… работодатели.