— Заткнись, а? — устало обернулся к парнишке Джегед.
— Кое-что интересное мы отыскали, — добавил Годвин. — Например, любопытная верительная грамота с печатью канцлера и личной — его величества! Перед подателем такого пергамента распахнутся любые двери!
— Ты собрался пройтись по публичным домам? — буркнула Инига.
— Дорогая, ты не умеешь грубить, — мягко остановил невесту Джегед. — И я бы предпочел, чтоб ты не стала учиться этому искусству. Мы хотим отправиться в Уртаху. По-моему, сейчас господин Арденор сейчас меньше всего ожидает гостей. Тем приятней окажется сюрприз.
— Ты хочешь отправиться к канцлеру? — удивился Мороган. — Прямо вот так заявиться к нему среди бела дня? Да нас не пустят!
— С этой бумагой пустят! И никто не говорил насчет бела дня. Прямо сейчас. Поторопимся!
— Но?..
— Идем! — Джегед вскочил.
— О канцлере ходят слухи, что он никогда не спит, вот и явимся ночью. Валлант умер, так и не рассказав ничего существенного. Эта гора сала могла бы поведать о многом… хотя я не уверен в его способности говорить. Но уж господин Арденор точно ответит на все мои вопросы!
— Ты уверен? — Годвин тоже поднялся, распихивая по карманам добычу — деньги и кое-какие побрякушки, какие только удалось отыскать на трупах.
— Уверен. Я покажу ему руку. — Джегед продемонстрировал главный трофей, отрубленную кисть Варлашта. — Послушаем, что его милость скажет насчет этого. Если станет отпираться, я могу погрозить ему пальцем… Х-хех… А в город нас пропустят по этой грамоте с королевской печатью. По коням!
— Ну ладно, — кивнул Годвин, — это уж всяко лучше, чем дожидаться здесь восьмидесяти четырех послушников…
Приятели отправились навьючить доспехи Джегеда на одну из трофейных лошадей. Колдун чувствовал, что устал и не сможет сегодня двигаться в латах. Приятели молча обошли конюшню и выбрали подходящего жеребца. Годвин успокоил коня, похлопал, погладил… Джегед затянул ремни на боках животного.
— Послушай, — неуверенно заговорил Годвин, — я хочу извиниться.
— Перед Инигой? Лучше просто не вспоминай об этом. Она понимает, что нам нужно было выплеснуть остатки страха.
— Хорошо, что понимает… но я о другом. Вернее как раз об этом. Я прошу простить мои слова. В Серой Чайке, помнишь?
— Что именно? — Джегед нахмурился, он не мог припомнить, о чем говорит приятель.
— Ну… ну, помнишь, я сказал, что с ней что-то не в порядке. С Инигой. Что тебе не нужно с ней связываться. Так вот: признаю, я был неправ. Как она догадалась! Как она!..
— Извинения приняты, — серьезно кивнул Джегед. — Но твои слова ничего не могли изменить, мы с ней сидели над телом Павшего. Она глядела на меня, мы держались за руки. Это важней любых слов.
— Да, конечно. Я понимаю. То есть ничего не понимаю… Тьфу, как сложно! В жизни не свяжусь с колдуньей! То есть корме Оллы. То есть…
— Сходи позови их. — Джегед вымученно улыбнулся. — Постарайся говорить поменьше, когда придется иметь дело с моей родней в башне Скарлока, хорошо? Не волнуйся.
— Да, конечно. Просто я не могу молчать. Этот палец… Ведь это невозможно, правда? Этого просто не могло быть! Это неправильно!
— Не нужно об этом говорить, дружище. Об этом тоже лучше помолчать. Приведи Инигу с Мороганом, пора в путь.
— А мне вот не удается смолчать… Когда говорю — вроде легче.
— Это оттого, что ты не маг. Ты заметил, что даже Мороган притих? И сопляка, значит, пробрало. Сходи позови его и Инигу.
Сперва ехали молча. Дорогу найти было несложно — колеи, разбитые колонной кавалерии, медленно подсыхали морщинистой коркой, крошечные лужицы в отпечатках копыт светились, будто блюдца жидкого серебра. Луна миновала зенит, но стояла высоко. Небесное серебро стекало на ночной пейзаж и застывало каплями росы в траве.
Первым не выдержал молчания Годвин:
— А что, если нас не пустят?
— У нас есть бумага с печатями канцлера и короля.
— В наших краях ворота ночью не открывают. Покажи хоть какую бумагу, так стражники тебя за то, что побеспокоил, такими словами обложат! Всю твою родословную перескажут, до седьмого колена.
— У вас все друг друга знают? — заинтересовался Мороган. Но даже болтливый паренек сейчас еле ворочал языком, в голосе не было привычного задора.
— У нас фантазия богатая, — объяснил Годвин. — Ежели начинают ругаться, то такого тебе понарасскажут… Но ворота не откроют.
— Уртаха — другое дело, — коротко объяснил Джегед. — Там откроют.
На этом разговор окончился. Все помалкивали, только хлюпала грязь под копытами да орали по сторонам дороги лягушки. Разбитую кавалеристами полосу грязи путники покинули задолго до тракта — в том месте, где послушники, преследуя меченую лошадь, свернули на более короткий путь. Срезали угол. Здесь Годвин вяло поинтересовался, как можно пометить лошадь, чтобы чувствовалось так далеко.
— …Сожрать лошади дают что-то или как?
— Метят седло, сбрую, — коротко бросил Джегед. — Здесь нам направо.
В молчании выбрались на тракт. Вокруг по-прежнему простиралась бесплодная болотистая местность. Кое-где поднимались невысокие холмы, дорога то взбиралась на перекат, то петляла, огибая высотки. С вершины очередного холма вдалеке показались огоньки — пригород.