Годвин глумливо заржал, Мороган буркнул что-то тихо и неразборчиво, но с заметной злобой в голосе.
— Расскажешь бедной женщине о судьбе родича… то есть, я хотел сказать, очень богатой женщине расскажешь. Соври, что ты всячески помогал малышу и предостерегал относительно соблазнов, перескажешь наш нынешний разговор с Мороганом, мол, какие мы тут язычники… ну, ты понимаешь? Небось если хорошо рассказать, дамочка тебя вознаградит.
Годвин спешился, отвязал от седла дареной лошади тощие тюки с поклажей — теперь, когда Джегед облачился в латы, груза осталось совсем немного. Старик молча наблюдал за работой воина.
— Ну, чего ждешь? — Джегед был серьезен. — Проваливай, да поспеши, пока я не передумал! Ну!
Старик втянул голову в плечи, согнулся в седле и ударил каблуками лошадку в упитанные бока. Дробный перестук копыт удалился в сумерки — все тише и тише.
— Он вполне сносно держится в седле, — заметил Джегед. — Это могло стать слабым местом, но, хвала Павшему, старичок неплох!
— Ты даже имени его не узнал! — возмущенно заявил Мороган.
— Это было бы излишне. Намек на близость… это могло породить ненужную симпатию или, чего доброго, сострадание… хорошо скачет, а?
Когда топот стих, Годвин спросил:
— Это все было, конечно, очень весело, но что теперь?
— Съедем с дороги и подождем.
Так и сделали. Выбрав местечко посуше, всадники остановились в кустах, так что в сгустившихся сумерках их не было видно с дороги. Не прошло и получаса, стал слышен гулкий шум — тяжелый и равномерный перестук сотен копыт… все ближе и ближе. На гребне холма блеснули огни…
По дороге приближалась колонна кавалерии — и весьма многочисленная. Слишком большое число всадников для пустынной окраины, для забытого Павшим не то что медвежьего, а вернее было бы сказать лягушачьего угла. Под ударами копыт земля гудела, как бубен, порождая собственный звук и дрожь пространства, казалось, жидкая грязь в колеях идет волнами от сотрясения тверди.
Четверка затаилась в сырой темноте среди густых зарослей. Голова кавалерийской колонны перевалила холм — холодные магические светильники в руках воинов дрожали и подпрыгивали в такт аллюру отлично выученных коней. В скудном голубоватом свете блестели латы и бляхи лошадиной сбруи… Авангард приближался к лощине, которую облюбовал Джегед, а чужаки все скакали, блестящие шишаки шлемов возникали и возникали на гребне холма, отсветы гасли, когда всадники съезжали вниз, в лощину… конца колонне не было видно, через равные промежутки показывались новые светильники… Воины скакали колонной по двое, они хорошо держали строй.
Голова колонны поравнялась с затаившимися путниками, миновала их — а на холме вырастали все новые силуэты, подсвеченные холодным чародейским пламенем. Теперь к глухому топоту копыт прибавился плеск грязи в колеях и бряцание стали.
— Сколько же их… — протянул Мороган.
Безмолвные всадники проносились мимо лощины, их лимонно-желтые плащи в бледном свете фонарей казались зеленоватыми, чудилось, будто одежда послушников светится в ночи, как болотные гнилушки. Лица под стальными шлемами казались неестественно спокойными, бесстрастными — такая же холодная отрешенность, как на каменных лицах героев, высеченных из светлого камня на фасадах столичных зданий…
Пары окутанных призрачным светом всадников возникали из ниоткуда на гребне холма, проносились по дороге и таяли в сырой, хлюпающей грязью ночи. Казалось, им не будет конца.
— Сколько их…
— Заткнись, Мороган, — прошипел Годвин.
Наконец показались замыкающие кавалеристы. Инига вздохнула. Арьергард колонны миновал заросли в ложбине, холодные отсветы исчезли за поворотом, но земля все еще гудела, ей вторили медленно гаснущие топот и лязг…
Все молчали.
— Неплохо, — наконец произнес Джегед, — их количество впечатляет. Впору возгордиться — тот, кто отрядил этих ребят, относится к нам с уважением!
— Ты не считал, сколько их было? Семьдесят? — спросил Годвин. — Восемьдесят?
— Я сбилась после сорока, — призналась Инига, — уж очень они похожи друг на друга.
— Восемьдесят четыре, — объявил Мороган.
— Не будем терять времени! — бросил Джегед, трогая вороного с места. — Неизвестно, что нас ждет в усадьбе. Нужно успеть, прежде чем эти люди вернутся. Рано или поздно они наверняка настигнут старикашку и вытрясут из него, куда мы направились.
Путники выбрались на дорогу. Из-за тучи вышла луна и осветила округу. Годвин присвистнул — колеи превратились в полосу грязи. Истыканная отпечатками копыт полоса полужидкой массы взбиралась на холм…
Джегед, не говоря ни слова, свернул на обочину, остальные — следом. С холма стало видно, что дорога разбита, насколько хватает глаз.
..
Джегед, не говоря ни слова, свернул на обочину, остальные — следом. С холма стало видно, что дорога разбита, насколько хватает глаз. Но следовало поспешить, так что четверка двинулась рысью — гуськом по обочине, по влажным пластам грязи, выплеснувшейся из-под копыт кавалерии. Иногда кусты выползали к дороге, так что приходилось скакать по толстому слою вязкой жижи, в который обратились колеи.
И вот впереди показалась темная масса усадьбы, подсвеченная рыжими огоньками факелов и холодными, синими — волшебными.