Глава двадцать вторая
В КОТОРОЙ СЕРЕГА ДУХАРЕВ СНАЧАЛА ЛИШАЕТСЯ ВИДА НА ЖИТЕЛЬСТВО В ГОРОДЕ СМОЛЕНСКЕ, ПОТОМ ИМЕЕТ ЛИЧНУЮ БЕСЕДУ С ПОСАДНИКОМ ФРЕЛАФОМ И, НАКОНЕЦ, ПОЛУЧАЕТ ПРИГЛАШЕНИЕ НА ПОСТОЯННУЮ РАБОТУ
Серега думал, что они пойдут втроем, но с ними отправилась вся варяжская ватага. Правда, в сам кремль вошли только те, кого звали, и еще один варяг, десятник из Фрелафовой дружины.
Фрелаф принял их один. Даже без охраны. Храбрость показывал. Или доверие?
— Доволен, Гудым? — буркнул посадник. — Замутил мне дружину? Суду моему не поверил!
— Ты нурман, — сказал полоцкий сотник.
— Когда я вас, варягов, обижал? — сердито спросил посадник.
— Ты — нет, — спокойно ответил Гудым. — А нурманы твои на землях моего князя безобразничают.
— Это где же?
— Да хоть под Витебском.
— Это мои земли! — сердито возразил Фрелаф. Гудым пожал плечами.
— Не мне с тобой спорить, — сказал он. — Я своему князю служу. Для меня это земли Полоцка.
— Может, и Смоленск уже не мой?
— Смоленск твой, — признал Гудым.
— Ну, успокоил! — буркнул посадник. Снаружи раздался звучный шлепок. Затем — хохот стражи.
Фрелаф поморщился. Взял с пояса короткий метательный нож с кольцом вместо рукояти, повертел в руке…
— Слушай меня, Гудым! — произнес посадник негромко и веско.
— Даю тебе сроку до завтрашнего вечера. Лед с реки сошел. Садись в свою лодью и убирайся в Полоцк. Хватит тебе моих лучших дружинников друг на друга натравливать! И этих, — жест в сторону Духарева и Устаха, — с собой забери. Родичи Хайнара, что у меня в дружине, их все равно живыми не оставят.
— Сдается мне, ты за своих гридней беспокоишься, а не за моих братьев, — заметил Гудым.
— Я тебе волю свою сказал, — отрезал посадник. — Теперь идите. А ты, — острие метательного ножа обратилось к Духареву. — Ты останься.
Трое варягов вышли. Посадников отрок закрыл за ними двери, а сам остался снаружи.
Духарев ждал. Посадник играл ножом, не поднимая глаз. Молчание затянулось, Серега не решался нарушить его первым.
— Есть у меня к тебе просьба, варяг, — наконец произнес посадник.
Голос его прозвучал неожиданно мягко и как бы с натугой. Совсем не так он разговаривал с Гудымом.
— Ты вправе мне отказать, поскольку просьба эта не принесет тебе выгоды. — Фрелаф еще немного помолчал, потом продолжил: — И скажу тебе прямо: будь ты нурман, я не стал бы тебя об этом просить… — Он опять замолчал.
Духарев ждал.
— Мятлик отдал тебе зброю и доспех Хайнара, — после паузы проговорил Фрелаф. — Откажись от них.
— Почему? — Духарев смотрел прямо в глаза посадника. Он хотел, чтобы Фрелаф понял: это не дерзость, а просто желание узнать причину.
— Хайнар был моим сотником, — сказал посадник. — Я любил его, варяг, и хочу, чтобы его предали огню в его собственном облачении и с его собственным мечом. Что скажешь?
— Согласен, — лаконично ответил Духарев. У него была собственная броня и собственный меч. И не было ни малейшего желания ссориться с могущественным правителем Смоленска.
— Благодарю тебя, варяг, — негромко произнес посадник. — Теперь можешь идти.
Варяги ждали Духарева во дворе. Молошные гридни, что несли стражу у дверей, поглядывали на них настороженно.
— Что он хотел? — спросил Устах, когда Серега вышел из терема. Духарев ответил.
— И что ты?
— Да пусть забирает! — Серега махнул рукой. — Не обеднеем!
— Ха! — Гудым хлопнул Духарева по спине. — Ты — варяг! Иди ко мне в дружину, Серегей!
— Устах? — Духарев повернулся к товарищу.
Тот шевельнул облитыми кольчужной сталью плечами:
— Я уже ответил: да.
— Я не один, — уточнил Сергей. — И своих здесь не оставлю.
— У меня большая лодья, — заметил Гудым. — Ты видел.
— Значит и для моего коня место найдется? — поинтересовался Духарев.
— Ты — варяг! — Гудым глядел на Серегу с явным удовольствием.
— Найдется?
— Я же сказал: у меня большая лодья!
— Что я должен делать? — спросил Духарев.
— Что? — полоцкий сотник, не понимая, поглядел на Серегу.
— Он — настоящий муж, но плохо знает обычаи, — с усмешкой пояснил Гудыму Устах. — Мы принесем клятву, Серегей, и разопьем братину, не смешивая крови. Если ты пожелаешь уйти — ты уйдешь. Но только во время мира. Верно, Гудым?
— А как же иначе? — удивился полочанин. — Мы все — варяги.
Уже когда они покинули кремль, Серега не выдержал и шепнул Устаху:
— Помнишь, я говорил тебе, что не поплыву в Киев? Ты, кажется, сомневался?
— Зачем, ты это говоришь? — спросил синеусый варяг, останавливаясь и глядя на Духарева с внезапным интересом.
— Да просто так, — сказал Серега и засмеялся.
— Да просто так, — сказал Серега и засмеялся. — Просто чтобы запомнилось.
Глава двадцать третья
СБОРЫ
В гостиницу Духарев вернулся только в полдень следующего дня. Поцеловал Сладу, спросил:
— Все в порядке?
— Да, все хорошо.
Никаких вопросов типа: где был, с кем, почему не ночевал дома уже на вторую ночь после свадьбы?
— Собирайся, Сладушка. Мы уходим.
Слада кивнула. Она не спрашивала, куда, и зачем. Муж скажет, если надо.
Сборы не заняли много времени. Немного одежды, сумка со снадобьями и лекарскими инструментами, свернутые, упакованные в вощеную ткань пергаменты, оставшиеся Сладе от отца. Она собралась быстрей, чем Духарев набил своим барахлом седельную сумку. Во второй сумке, упакованное с большим тщанием, хранилось оружие. Трофейная броня, колчан со стрелами. Лук он так и не купил. Не нашел на торжке ничего подходящего.