Въехали. Парень запер ворота. Вокруг всадников завертелись кудлатые крупные псы. Собственно, их больше занимали не всадники, а лосиная туша. Варяг наехал на них. Один из обиженных его грубостью псов попытался цапнуть варягову кобылку, но схлопотал от ее наездника древком по морде и с визгом удрал. Остальных разогнала бабка, орудующая своей палкой с нестарческой лихостью.
— Никак сам Рёрех?ведун пожаловал! — проскрипела она.
Из огромной конуры выглянул мишка. Закосо?лапил к ним, гремя цепью. Серега взялся было за рогатину, но прикинул, что длины цепи до них не хватит, и успокоился.
— Где все? — спросил варяг, спешиваясь. Духарев последовал его примеру.
— Дык праздник! — удивилась бабка. — Где народ — там и волохи. На требище. Здеся токо я, старая, да вон дурень. А это кто с тобой?
— Ученик.
— Ой как! И никак из кривичей? — Бабка прищурилась… И вдруг свирепо замахнулась клюкой: — Сгинь! Сгинь! Кыш отселя, злая сила!
Серега еле успел увернуться — едва палкой по голове не схлопотал.
— Взбесилась, ведьма старая? — поинтересовался он.
— Хорошо ты, Шорка, гостей привечаешь! — захохотал варяг.
— От таких гостей мясо слезет с костей! — сварливо проскрипела старуха, описывая клюкой замысловатые кривые.
Пальцы ее свободной руки при этом сплетались и расплетались, образуя хитрые фигуры.
Справа от них мишка мощно скреб землю. Видно, рассчитывал подтянуть ее к себе вместе с лосиной тушей.
Старуха вдруг села на снег и часто задышала. :
— Че, не выходит? — ехидно поинтересовался варяг. — Ты, старая, лучше подумай малость: стану ль я с кромешником по лесу раскатывать?
— Дык видно ж! — обиженно заявила старуха и надсадно раскашлялась.
— Да что тебе видно, осине корявой! — в сердцах буркнул Рёрех. — Давай в дом веди да кашей корми. А дурню своему вели баню растопить, понятно?
— Чего ж непонятного. — Бабка, кряхтя, поднялась со снега, отряхнулась. — Обычай знаю. Токо ежели ты кромешника привел, Медогар тя в барсука обернет. Не, не в барсука, в росомаху. Она к твоей природе ближе будет! — Старуха хихикнула и заковыляла в дом. А Рёрех с Серегой двинулись к конюшне. Судя по тому, как хорошо варяг ориентировался на здешнем подворье, был он тут далеко не впервые.
Глава двадцать вторая
БАНЬКА
Рёрех и Духарев валялись на деревянных лавках, завернувшись в льняные простыни, поочередно черпали ковшом из кадушки холодный ядреный квас (Серега предпочел бы пиво, но и квасок был хорош) и вели неспешные речи на банные темы. Начали с веничков (Рёрех отдавал предпочтение можжевеловым и дубовым), а затем как?то незаметно перешли на сакральное. До сих пор Серега считал, что хорошенько попариться полезно для здоровья и приятно для организма, ну и, разумеется, пивка попить в хорошей компании, поболтать о том о сем… И тут Духарев с крайним удивлением узнал, что варяг придает простому «помыться?попариться» ну просто мистическое значение, а парную рассматривает едва ли не как вход в преисподнюю. И каждому элементарному действию, вроде «поддать парку», придается некий особенный символический смысл. Вот бы удивились Серегины питерские кореша!
Варяг поучал, Серега слушал вполуха, расслаблялся и думал о том, что не худо бы пожрать, но вставать лениво. Рёрех отпарил его очень качественно. Ежели человек может в две руки мечами махать, так неужто с вениками не управится? Но Духарев тоже в грязь лицом не ударил и так прошелся по дубленой варяговой шкуре, что у того даже многочисленные шрамы побагровели.
— …Не слушаешь! — констатировал Рёрех, с презрением глядя на ученика. — А зря. Только и будет в тебе умения, что железом рубить да весло ворочать. Никогда те с таким понятием своим хирдом не водить!
Варяг уселся, взял свой протез, собираясь приспособить на место.
— Чем водить? — удивился Духарев.
— Хирдом, дурная голова. Так нурманы ватажку воинскую называют.
— Так я ж не нурман, — резонно заметил Духарев.
Тук! — деревянное основание протеза больно хлопнуло Серегу по макушке.
Духарев подскочил, потирая ушибленное место, с опаской поглядел на наставника.
Варяг ухмыльнулся.
— Однако, кость, — заметил он. — Я думал: деревяха.
— Шутки у тебя… — пробормотал Духарев и потянулся за одеждой. — Кормить нас будут?
— А ты понюхай, — предложил варяг. Серега понюхал, но нос его не уловил ничего съестного.
— Горе с тобой, — сказал варяг. — Мясом жареным пахнет. Не иначе лосенка твоего пекут.
— Тогда хорошо, — кивнул Серега и нацепил цепочку с крестиком.
— Ты б его лучше спрятал, — посоветовал варяг. — Мне?то без разницы, но многие тут вас, христиан, не любят.
— Да? — переспросил Духарев. — Ну так это их трудности.
— А если сам Волох обидится?
Серега поглядел на варяга: серьезно говорит или так, испытывает?
Изуродованное лицо старика было непроницаемо.
— Ну, не знаю, — Духарев пожал плечами. — Если я крест сниму, я ж христианином быть не перестану. Неужели твой Волох без крестика во мне христианина не признает? А уж с людьми я как?нибудь разберусь. Твоими науками.
— Даже не вздумай! — строго сказал варяг. — Только попробуй здесь кровь пролить, дурень тупоголовый!
— А что будет?
— Смерть тебе будет! — отрезал Рёрех. — Волох только одну кровавую жертву принять может, а за иное — по башке да под лед.