«Боится, — подумал Серега. — Мог бы сказать: во что ты меня втянул? Не скажет. Гордый».
Деревянные стены Детинца уже примелькались Духареву, стали такими же знакомыми, как месяц назад?площадь перед метро «Балтийская». А вот внутри он с того, первого, раза больше не бывал.
Ворота, так же как и в тот раз, были приотворены. Их никто не охранял, в отличие от городских. Понятно почему. Большой вражеский отряд незаметно не подберется, а малого Скольдовой дружине бояться стыдно.
Ворота не охранялись, но на крылечке сидел незнакомый гридень: зрелый мужик с обвязанной серебряной нитью косой. Раз с косой — значит, с юга. Северяне кос не плели, а варяги и вовсе стриглись коротко, чтоб шлем носить сподручнее да живность всякая не заводилась.
— Кто такие? — не потрудившись встать, спросил гридень.
Друзья назвались.
Гридень кивнул, поднялся, свистнул.
Появился отрок. Молодой. Лет шестнадцати, но уже опоясанный мечом.
— Этих двоих — к батьке, — распорядился гридень. И Мышу: — А ты куда? За тебя никто не говорил.
— Я — с ними! — пискнул было Мыш, но гридень поймал его за шкирку. — Сказано — стой! А вы че ждете? Пинка под зад?
Серега удержался от того, чтобы выразить свое мнение о Скольдовом воине вслух. И так ясно, что подарков им дарить не станут. И не стоит прямо с порога нарываться на скандал. Тем более что оперативность, с которой княжий наместник осуществлял наказание виновных, Духарев видел собственными глазами.
Отрок, в отличие от южанина, Чифане был знаком. Поэтому он рискнул спросить:
— Сам — как?
— Увидишь! — посулил отрок. По его физиономии чувствовалось: приятного зрелища Чифане ждать не стоит.
Увидев, куда их привели, Чифаня, судя по всему, окончательно пал духом.
Длинный зал, хорошо освещенный, с высоченными стрельчатыми окнами. Свежий ветерок невозбранно гулял по обширному помещению. Летом это было приятно, а зимой, наверное, не очень.
«О чем я думаю! — одернул себя Духарев. — Да нас, похоже, сейчас судить будут!»
Собравшиеся в зале действительно напоминали трибунал.
Скольд, Князев наместник, в блестящей броне, восседающий на высоком кресле. По правую руку от него — аскетического вида старик с гладкой белой бородой, увешанный всякими фенечками и прибамбасами, с посохом, в колоритной шапке с желтыми оленьими рогами — тяжелый, должно быть, головной уборчик. Дед — наверняка жрец кого?то из местных богов. Скорее всего, Волоха. По левую руку от Скольда расположился городской старшина, тоже дедушка, заслуженный, из «гостей».
Скорее всего, Волоха. По левую руку от Скольда расположился городской старшина, тоже дедушка, заслуженный, из «гостей». «Гостями» же здесь называли купцов, что ходили дальше прочих. В Царьград, например. Очень важный дедушка и очень сердитый. Серега не ко времени вспомнил, как слыхал от Мыша: дедушка этот трижды, через домочадцев, ставил на проигравших и влетел, вероятно, на приличные бабки.
«Надо было ему презент сделать!» — подумал Серега, но эта мысль явно припозднилась. Поздно пить боржом, когда почки отвалились.
Среди прочих важных персон Духарев углядел знакомого огнищанина, старшину деревянных дел мастеров (этот глядел с сочувствием) и… старого приятеля Горазда.
— Слыхал я, — начал наместник, — затеяли вы люд честной обирать по ромейскому обычаю?
— Почему по ромейскому? — удивился Духарев.
— Молчи! — прошипел Чифаня.
Наместник вроде и не услышал реплики.
— Людей обирать да в игры играть, что лишь в священных местах да во славу великих пращуров играть положено, — продолжал Скольд. — А дело это худое и большую беду кличет. Признаете вину свою?
— Да, — тихо проговорил Чифаня.
— Нет! — громогласно заявил Сергей.
— Чужак, он и есть чужак! — фыркнул Горазд. — Его это умысел! И богов отчих наших он хулил…
— Это как же, интересно, я их хулил? — возмутился Духарев столь явным поклепом.
— Да всеми деяниями своими непотребными! — усмехнулся Горазд.
— В огонь кощуна! — грохнул посохом длиннобородый.
Ни хрена себе! Он что, всерьез?
Серега покосился на Чифаню. Тот стоял бледный и несчастный.
— Кто еще слово молвит? — грозно вопросил Скольд.
— Я! — произнес старейшина плотников. Серега глянул на него с надеждой. Напрасно.
— Чужаку — смерть, — сухо сказал старейшина. — А за Любимова внука я так скажу. Соблазнил его чужак, потому негоже убивать парня. И Любима обидим: то ж родич его. Наказать нужно. Дюжину плетей дать — и ладно.
— Дюжину? — скривился городской старшина.
— Да не сдюжит он боле! — настаивал «деревянный» мастер. — Вишь — хлипкий! К работе родовичей не годный. Потому и к дурному пристал.
— Верно, — поддержал плотника огнищанин, которого Серега пару раз видел на Любимовом подворье. — Дюжины хватит. А чужака Перуну отдать!
— Пускай, — согласился городской старшина. — Но хищенное обкраденным возвернуть следует.
— Сначала — вира князю! — строго произнес Скольд.
«Да это же они наше имущество делят!» — сообразил Серега.
— Чужака Перуну отдать не годится! — возразил Горазд. — Он — не добыча воинская и не рода нашего. Чужак, я слыхал, белому богу поклоняется. Так? — Он обращался не к Духареву, а к Чифане.
— Так, — упавшим голосом подтвердил тот.