Лось захрапел и большими прыжками кинулся прочь. Серега — за ним. Лосиная кровь ярко выделялась на снегу, так что даже такому хреновому следопыту, как Духарев, потерять след было мудрено.
Метров через пятьсот Серега увидел свою стрелу. Может, сама выпала, может, сохатый копытом сковырнул. Стрела была попорчена, но наконечник, весь в алой крови, целый. Духарев стрелу подобрал.
Между тем прыжки зверя становились короче, а крови, до земли проплавлявшей снег, — больше.
И пятнадцати минут не прошло, как Серега снова увидел зверя.
Лось лежал на снегу, голову еще держал, но она упорно клонилась книзу. Вокруг лежки все алело от крови.
Серега, не сбавляя шага, двинулся к зверю. Лось вскинул голову… и вскочил!
За те пару секунд, когда разъяренный сохатый летел на него, Духарев успел остро пожалеть о том, что оставил рогатину. А меч свой, в нежнах, к седлу притороченный, он вообще как наяву увидел. Громадная зверюга неслась на Серегу с каким?то утробным ревом… Духарев отпрыгнул (на лыжах!) в сторону, шарахнулся за дерево. Лось живым снарядом пронесся мимо… и уткнулся оскаленной мордой в сугроб.
Когда Серега, очень осторожно, подошел к нему, лось был еще жив. Но глаз его уже подернулся смертной мутью.
— Извини, бродяга, — сказал Духарев, ощущая смутную вину. — Так надо.
Чиркнул ножом по мохнатому горлу. Свистящий звук, лось дернулся и затих. Теперь он не выглядел огромным.
Серега вынул топорик, поискал взглядом что?нибудь хвойное, не нашел. Пришлось вязать волокушу из голых веток. Взгромоздив на нее тушу, Серега впрягся и пустился в обратный путь по собственной лыжне. По дороге подобрал рогатину.
Уже начало темнеть, когда навстречу ему выехал Рёрех.
Заночевали где встретились.
Серега свалил два сухих дерева, варяг ловко расщепил их клиньями, уложил углом, комлями в костер. Лошадей привязали внутри, насыпали в мешки зерна. Сами поужинали лосиным языком и печенкой. Печенку, по требованию Рёреха, съели сырой.
Взошла луна. С луной опять пришли волки. На запах крови. Серые, поджарые, тонконогие, с виду совсем не страшные, но в действительности куда более опасные, чем какой?нибудь огромный домашний ныоф. Лошади забеспокоились, но привязаны они были качественно. Рёрех прикрикнул на них строго. Волки крутились совсем близко, нагло глядели на огонь. Огня они не боялись, боялись людей. Серега вытянул из налуча лук, но только наложил стрелу, как самый наглый зверь, усевшийся буквально в двадцати шагах, тут же вскочил и серой тенью метнулся прочь.
— Пустое, — проворчал старый вояка. — Они не полезут. Вишь, брюхи набиты.
С точки зрения Сереги, «брюхи» у волков были довольно тощие, но деду виднее.
Рёрех сгреб костровые угли в сторону. Кинул на теплое место старую медвежью шкуру.
— Давай спать, — распорядился он. — Если что — лошади разбудят.
— Если что — лошади разбудят.
Сереге сначала было стремно спать, когда совсем рядом тусуется волчья стая, но усталость взяла свое: уснул. Проснулся от холода — огонь уполз дальше по сухим стволам. Волки ушли. Духарев встал, еще раз сгреб уже почти остывшие угли, перетащил шкуру вместе с дедом, улегся рядом и спал до самого света.
Утром, позавтракав, смастерили из пары запасных лыж сани, привязали к ним лосиную тушу. Тащить ее пришлось Пеплу. Сам Духарев, чтобы облегчить коню жизнь, пошел рядом. Так было даже приятнее, чем стирать ляжки в седле.
«Надо бы у дедушки стремена попросить», — в который раз подумал Духарев.
Себе. Варягу стремена были без надобности. Он и с искалеченной ногой сжимал конские бока будто клещами. Серега так не мог. Старый вояка рассказывал: когда он еще маленьким был, отец давал ему круглую чурку, которую надо было держать между коленями. Сначала деревяшку, потом камень. После такой тренировки можно было без всяких стремян и конем управлять, и стрелять из лука на всем скаку. Правда, драться на мечах соплеменники Рёреха, он сам это признавал, предпочитали, стоя на собственных ногах.
Глава двадцать первая
ВОЛОХОВА ОБИТЕЛЬ
К Волохову капищу добрались к полудню следующего дня.
На заросшем лесом холме стоял кругом невысокий тын. На тыне, желтыми «украшениями» — черепа. Медвежьи, волчьи, человечьи, «демократично», вперемежку.
Старый вояка сполз с седла, толкнулся в ворота.
Ответом ему было злобное рычание. Не собачье, медвежье.
— Эгей! — гаркнул варяг. — Гостей привечать будем или как?
Мишка за тыном заревел еще свирепее.
— Не слышат, — заметил Духарев.
Он с большим интересом наблюдал, как исполненный сознания собственной важности варяг выйдет из ситуации.
Варяг из ситуации вышел достойно. Вскарабкался обратно в седло, откашлялся, приставил ладони к губам… и испустил леденящий душу вой такой силы, что конь под Духаревым шарахнулся, а ва?рягова лошадка аж присела от ужаса.
На медведя по ту сторону забора могучий звук тоже, вероятно, произвел впечатление. Потому что рычать мишка больше не осмеливался.
Варяг глотнул из фляжки — промочил горло.
Ворота с натужным скрипом приоткрылись. За воротами обнаружился придурковатого вида парень, босой, в ветхой дерюжке, и скрюченная бабка с клюкой, плотно упакованная в меха.