— Вот! Сей дар не утолит Перуна, а осквернит! — объявил Горазд.
— Огонь все очистит! — бухнул посохом фенькастый жрец. — В огонь кощуна!
«Ах ты пердун рогатый!» — подумал Серега. Поглядел на окна. Выскочить можно… Если стрела не догонит. А если не догонит — то дальше что? Куда бежать? И к кому? И где гарантия, что эти не решат на Мыше со Сладой отыграться? За родича.
— Что Перуну угодно — мне решать, волох! — осадил дедушку Скольд. — Говори дальше. Горазд.
— Я вскорости в Киев на лодьях побегу, — сказал купец. — Чужака возьму и вместе с прочей челядью продам.
Они за своих единоверцев добрый выкуп дают. А не дадут — так продам, но это вряд ли. Ихний он. Там в те ж игры играют. Остах, ты к ромеям ходил: правду я говорю?
— Правду, — неохотно согласился городской старшина.
— А я говорю — в огонь кощуна! Иль кровь ему на священном месте отворить! — закричал жрец, вскакивая. — Накличешь беду, воин!
— Может, себе его возьмешь? — спокойно спросил Скольд.
— Мой господин крови не радуется. — Дед тут же успокоился и сел на место.
— Это мы знаем, — сказал один из княжьих воев. — Твой господин иное любит, да мы слыхали, чужак и в этом не промах.
Присутствующие заухмылялись. Напряжение в зале чуточку спало.
Серега, который все это время лихорадочно думал, как вывернуться из ситуации, кажется, отыскал лазейку.
«Была не была! — подумал он. — Терять мне нечего. Сожгут, зарежут или в рабство продадут. Хрен редьки не слаще!»
— А можно мне сказать? — крикнул он.
— Твоя вина установлена! — отрезал Скольд.
— А я не о моей вине говорить хочу!
— О чьей же?
— О твоей! — дерзко бросил Духарев.
В зале на несколько мгновений стало совсем тихо.
— Что ты сказал? — грозно сдвинув брови, осведомился наместник.
— Ты слышал! — с вызовом заявил Сергей. — Дашь мне говорить или как?
И как в их первую встречу, уловил в глазах воина нечто вроде одобрения: любил Скольд отвагу.
Горазд шевельнулся, порываясь что?то сказать, но не рискнул.
— Говори! — сурово произнес наместник.
— Помнишь ли ты, грозный в битве любимец великого Перуна, как я к тебе пришел однажды проситься в гридни? — спросил Серега.
«Грозный в битве» и прочее пришло ему на ум только потому, что он понятия не имел, как следует обращаться к военному вождю. А уж про Перуна он ввернул, чтобы опровергнуть Гораздово обвинение в богохульстве.
— Помню, — кивнул наместник, не догадываясь, куда клонит Духарев. — Только какой из тебя гридень! Смех один!
— А что ты мне сказал, бесстрашный сеятель вражьих погостов, помнишь?
— Ну речет! — вполголоса произнес один из княжьих воев другому. — Чистый нурман!
— Что я тебе сказал? — нахмурился Скольд, пытаясь вспомнить, что он такое наговорил чужаку. Нет, не вспомнить. Только ему и дел, что разговоры свои со всякими бродягами запоминать!
— А сказал ты мне так, гроза недобрых гостей… — Духарев сделал торжественную паузу: — «Иди?ка ты лучше на торгу народ веселить!» Не помнишь?
— А?а?а… — Лоб Скольда разгладился: он тоже вспомнил. — Да, я так сказал.
— И от слов своих не отказываешься?
— Я от своих слов не отрекаюсь, чужак! — Наместник снова грозно сдвинул брови. — Дальше говори, если есть что сказать.
— А я все сказал, — Серега изобразил крайнюю наивность. — Ты велел — я и пошел. На торг. Народ веселить.
Купец Горазд задрал бородищу и стукнул себя по колену: до него дошло.
До Скольда дошло мгновением позже, а Серега тем же невинным голосом продолжал:
— Вот я и веселил как умел. А что кому?то не шибко весело было, так и это нормально. Веселых?то все равно больше. Можно хоть у народа спросить?
— Выходит, это я тебе велел непотребные игрища затевать? — осведомился Скольд.
— Выходит, ты, — ответил на чисто риторический вопрос Серега. — А уж если я что не так сделал — моя вина, это признаю! И виру заплачу, какую скажешь, без базара, то есть сколько назначишь — столько и заплачу!
Он очень надеялся, что сумма не окажется запредельной.
В зале повисла напряженная тишина. Серега гордо выпрямился. Собственная логика показалась ему безупречной. И не ему одному.
— Заплатишь, — грозно произнес наместник. — И немало. А теперь ступай отсюда! — Скольд наклонил голову, но Духареву показалось, что губы Скольда, спрятанные густыми усами, кривятся в улыбке. Нет, классный мужик этот Скольд!
— Выдр, убери его с глаз моих! — бросил наместник.
— Ступай! — отрок подтолкнул Серегу. — Слыхал, чего ведено?
А виру наместник назначил, точно, немалую. Ободрал как липку. Чифане еще и у деда занять пришлось. Вот такие дела.
Глава двадцать третья
В КОТОРОЙ ДРУЗЬЯ СТРОЯТ ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ
В общем, бизнесмен из Сереги не вышел. Ни там, ни здесь.
Кучка резаного серебра, пара?тройка заморских монет, одежка да нож в дареном чехле.
Вечером, как обычно, друзья собрались на постоялом дворе.
— Эх?хо! — горевал Чифаня. — Скоро ж летние Дажьбоговы празднества! Народу съедется — тьма.
— Брось, — махнул рукой Мыш. — На празднике княжьи гридни биться будут да волохи чудеса чудесничать. Куда уж нам!
— Не скажи. Мышка! — возражал Чифаня. — На воев заклад не поставишь, а мы…
— Сычок, а как ты, новгородец, к Любиму в закупы угодил? — спросил Духарев