Серега продолжать спор не стал. Мерина для Спады Горазд отдал, ну а думать он может — что заблагорассудится.
«Хоть глечиком кличь, только в печь не тычь», — как говаривал Мыш.
Слада мерину обрадовалась. Впрочем, с момента возвращения под широкое крыло Духарева славная девочка радовалась любому пустяку, а главное — возможности быть рядом с Серегой. Надо сказать, что и Серега в сиянии ее глаз чувствовал себя ну совершенно счастливым.
Надо сказать, что и Серега в сиянии ее глаз чувствовал себя ну совершенно счастливым. Но виду особо не додавал. Воин должен быть сух и суров. Хотя вряд ли он был настолько хорошим актером, чтобы обмануть свою умницу?невесту.
А наездницей Слада оказалась совсем неплохой. Особенно когда отобрала у брата меховые штаны и села верхом по?мужски. Держаться в седле ее научил отец. Это было давно, но, как понял Духарев, ездить верхом — это как на велосипеде кататься. Навыки остаются пожизненно.
Серега и Слада ехали замыкающими, за последними санями. Раньше это «почетное» место принадлежало, попеременно. Драю, светлоусому воину?плесковичу, косящему под варяга, и, надо признать, не только внешне, и настоящему варягу, Устаху. Эти двое, которых и Серега сразу выделил среди прочих, в Гораздовой дружине считались лучшими. Держались усачи соответственно положению, но к Духареву отнеслись уважительно. Видно было: Серегино мастерство оценено, и оценено достаточно высоко. Отнеслись уважительно, но в друзья не набивались. Духарев тоже пока только присматривался. Для общения ему хватало Слады.
— Это хорошо, что мы в Киев едем, — застенчиво проговорила Слада. — В Киеве храм нашей веры есть.
— А в Полоцке нет?
— Был, — Слада вздохнула. — Папа говорил: в Полоцке было много христиан. И наших, восточной веры, и тех, кто служит по обычаю Рима. Их всех убили. Тамошний кениг принес их в жертву своим богам, а храм сжег. Это было еще до того, как Олег стал княжить в Киеве. Олег потом убил того кенигa. Не потому, что тот замучил наших братьев, а потому, что хотел взять под себя Полоцк.
— Однако… — пробормотал Духарев. — А я думал: здешние язычники христиан не обижают.
— Язычники знают, что Христос против насилия, и думают, что наш Бог слабее их идолов. Сильного из наших они могут убить, слабого обратят в холопы. Мы, христиане, все безродные. А если кто из сильного рода захочет креститься, родовичи ему не дают. А кто не послушается, того убьют или изгоем объявят. А изгой для всякого — легкая добыча.
— Даже воин?
— Воинов среди нас мало, — вздохнула Слада. — В Киеве есть. Из варягов, что у ромеев при императоре стражу несли. А так воины никогда в истинную веру не обращаются. Они Перуну служат. Им кровь проливать весело, а не в смирении жить. И женщин они любят, а по нашей вере больше одной жены иметь нельзя. — Она озабоченно глянула на Духарева. — Ты не забыл, Серегей? Это ведь грех!
— Не согрешишь — не покаешься! — усмехнулся Духарев, но, заметив, как задрожали Сладины ресницы, немедленно подъехал к ней вплотную, взял за руку:
— Ты и только ты! — проговорил Серега, заглядывая ей в глаза. — Других мне не надо!
Девушка несмело улыбнулась. Может, даже поверила, потому что Духарев сказал то, что думал. По крайней мере, в этот момент.
— Скажи, а варяги, которые стали христианами… В Киеве их не обижают?
— Папа говорил: на Горе их не любят. Но одно дело — мы с Мышом, а другое — княжьи русы. Таких тронуть побоятся. Да варяг — он и есть варяг. Он всех богов чтит, каких важными считает. Хоть Христа, хоть нурманского Одина.
Это Серега уже слышал от Рёреха. «У каждой земли или моря свои боги, — говорил он. — Кто знает, кто тебя по ту сторону Кромки примет? Там пути темные. Может, в Валхаллу, а может — к твоему Христу».
«А что бы ты предпочел?» — спросил тогда Духарев.
«Ирий, — не раздумывая ответил Рёрех. — В Валхалле мне скучно будет. Что я, мальчишка — день?деньской есть?пить да на мечах биться! А про ваше посмертье я ничего не знаю».
Глава десятая
НОВЫЕ ДРУЗЬЯ
Серега Духарев легко сходился с людьми.
Легко. И почти никогда не грузил других своими проблемами. Правда, и другие как?то не рвались рассказывать ему о своих бедах. То есть если кому?то требовалась пара крепких рук и спина пятьдесят четвертого размера, другое дело. Такими трудностями с ним делились охотно, и Духарев редко отказывал, если дело касалось, скажем, перевозки мебели или объяснения каким?нибудь слишком упорным молодым людям правил поведения в обществе. Иное дело — проблемы действительно личные. Например, у жены любовник завелся или с работы вот?вот выпрут. Те, кто знал Духарева достаточно давно, помнили, как он, без единого печального вздоха, перешел от учебы в универе к армейской жизни, ухитрился побывать на войне, в госпитале, вернуться, снова поступить, на этот раз уже не на матмех, а на жур, вылететь, опять?таки без всяких трагических заламываний рук, — с того же третьего курса, сменить полдюжины работ… И при этом внешне ни на йоту не измениться. Ну вот и пожалуйся такому, что начальник?сука второй месяц бабок не платит, а он, вместо того чтобы посочувствовать и сообщить, что у него такие же проблемы, немедленно предложит: «Не платит? Пошли, дадим ему в грызло!» Вот поэтому у Сереги Духарева было море приятелей, табунок любовниц — и ни одного настоящего друга. Не то чтобы вообще никогда не было. Были двое школьных приятелей, с которыми Серега вместе болтался по стройкам и занимался рукопашкой. И еще один, Сенька, — по спорту. Более успешный, чем Духарев, поскольку не разбрасывался на разное, Сенька четко шел по выбранному спортивному профилю — от медали к медали — до призера Европы,
Целых трое, но…