— Редко, шеф, — признал Гена.
— Во-во! А она сейчас где-то там… в джунглях… одна… — пустил скупую мужскую слезу Колобков. — Светочка у меня хрупкая, слабенькая… и Серега такой же. Пропадут!
— С ними еще Валера…
— А вот это единственное, что отчасти утешает, — согласился Петр Иванович. — Эй, ты, папуас, ты куда нас завел?! Веди к Светке!
— Апуки-болого-хо моцуги-по, музиси, — широко улыбнулся Туптуга.
— Эй, ты, папуас, ты куда нас завел?! Веди к Светке!
— Апуки-болого-хо моцуги-по, музиси, — широко улыбнулся Туптуга. — Лажука-до тумбала-зубури каба-каба-каба [22]!
— Говоришь, туда идти? — недоверчиво посмотрел на него Колобков. — Светка точно там?
— По-по, — кивнул Туптуга. — Каба-каба-каба боди-па [23].
— Шеф, мы вроде с другой стороны пришли, — рискнул высказать свое мнение Гена.
— Да и мне наподобие кажется. Но… аборигену виднее.
И Колобков с телохранителем пошли за местным проводником — прямо к поселку Бунтабу. С каждым шагом они все сильнее удалялись от Светы, Сергея и Валеры.
— Токо-поро саму-до Токо-Поро-Скамбалуки… — бормотал Туптуга себе под нос. — Хо-хо, табалуга-отцуго, самба-зубури пору [24]…
Глава 12
Убили негра, убили, ни за что ни про что, суки, замочили…
Мартин Лютер Кинг
Зуптупа и Куту неслышно пробирались по лесной тропинке. Оба высокие, стройные, с кожей цвета эбенового дерева, похожие, как братья.
Впрочем, они и были братьями.
Одного взгляда на этих двоих хватало, чтобы понять, что Зуптупа охотник молодой, но уже достаточно опытный. При нем была отличная метательная булава и каменный «вороний клюв» — кинжалоподобное лезвие из отличного кремня торчало на деревянной рукоятке под прямым углом, закрепленное смолой. На Руси такое оружие называли клевцом. А вот Куту мог похвастаться только пращей — «детским оружием». В Большие Охотники его пока еще не посвятили, а без этого пользоваться оружием с рукоятью нельзя — табу.
С одеждой молодые мбумбу не перебарщивали. Набедренные повязки, и только-то. Конечно, еще браслеты из кишок на лодыжках и яркая раскраска на груди и плечах. Да у старшего брата в ушах деревянные треугольные серьги: состоит в браке. И огромный фингал под глазом: в неудачном браке.
Сегодня братьям-зверобоям не везло. Они уже шестой час бродили в поисках какой-нибудь полезной добычи, но не нашли ничего, кроме детеныша белой макаки и самки Большого Шумузи, пробежавшей вдалеке. На этих гигантов мбумбу не охотились — самоубийц в племени не водилось.
— Запомни, Куту, после того, как убьешь белую макаку, надо очистить ее от скверной жидкости, — наставлял младшего брата Зуптупа. — Гляди, как я это делаю — берешь белую макаку за передние лапы, а другой рукой гладишь по животу сверху вниз. Если не сделаешь это вовремя, мясо будет плохо пахнуть. А чтобы зверь не испортился, его надо выпотрошить. Прорезаешь отверстие вокруг скверной дыры сзади, и вытаскиваешь все кишки. Это надо сделать скоро, а то кишки станут мягкими и могут порваться. И не забудь потом омыть руки, иначе подцепишь скверну и станешь чумбуи-леки.
— Понятно, — кивнул брат. — Гляди, Зуптупа, еще одна белая макака!
— Ай, хорошо! — обрадовался Зуптупа. — Гляди, как я делаю, Куту, и все хорошо запоминай!
Чернокожий охотник прищурился, оценивая расстояние до зверька, беспечно сидящего на ветке, прикинул силу и направление ветра, лизнул метательную булаву, не пожалев слюны, а потом что есть мочи швырнул ее в цель. Макака дернулась, услышав свист, но в следующее мгновение ей в спину ударила тяжелая деревянная дубинка. Зуптупа кинул так, чтобы она попала заостренным концом — и ему это удалось. Позвоночник мелкого примата с треском сломался, и четверорукий зверек упал на землю.
— Ты хорошо смотрел, Куту? Хорошо запомнил?
— Хорошо, — кивнул младший брат, поднимая добычу. — Но зачем ты лизал булаву?
— Ай, чему тебя только учил шаман?! — схватился за голову Зуптупа.
— Но зачем ты лизал булаву?
— Ай, чему тебя только учил шаман?! — схватился за голову Зуптупа. — Если бросаешь что в зверя, непременно коснись языком! Пусть твоя слюна ведет оружие прямо к вкусному мясу — она-то уж не ошибется, попадет куда надо!
Куту внимательно слушал, срезая острым краем раковины прядь волос с шеи макаки и развеивая их по ветру. Когда разгневанный дух зверя придет мстить своему убийце, ему придется вначале собрать все шерстинки. А пока он будет это делать, охотники успеют вернуться в поселок, под защиту незримого могущества шамана.
— Завтра День Превращения, — грустно сказал Куту. — А в поселке ни одного ненужного человека. Как плохо!
— Ай, очень плохо! — согласился Зуптупа. — Вот, говорят, вождю жена надоела в последнее время — совсем старая стала, уже триста ахта-ко прожила!
— Жена у вождя худая и некрасивая, — брезгливо скривился Куту. — Вот кабы самого вождя…
— Нельзя самого вождя, он вождь! Молод ты еще, Куту, не понимаешь таких вещей! Не станет вождя, кто от ука-ука защищать станет? Придут ука-ука, всех убьют, а трупы осквернят скверным образом!
— То плохо, — согласился Куту. — Да, Зуптупа, поспешил я, нельзя вождя.
— Чу, Куту, убери голос в шею! — приказал Зуптупа, навострив уши. — Слышишь звуки?