— Подушка пойдет? — приволок огромную подушку Вадик.
— Пойдет! Тоже с перьями! Гы-гы, Вадик, а ты где это такую подушищу нашел? У нас такие только…
— Ага, у бабушки, — расплылся в улыбке близнец. — Я у нее из-под головы вытащил.
— А я — вторую! — пропыхтел Гешка, тащащий вторую подушку, точно такую же.
Матильда Афанасьевна всегда спала на двух огромных подушках, положенных друг на друга. А третью, маленькую, клала под ноги.
— Бабку без подушек оставили?… — сурово нахмурился Колобков. — Надо вас за это наказать!… потом. А пока вот вам немножко мелочи на мороженое.
Близнецы приняли от отца две сторублевки и одинаково ухмыльнулись. Они уже давно выучили, что папа никогда не сердится, если подстроить бабушке Матильде какую-нибудь гадость. Наоборот, может слегка субсидировать наличными.
— Дед! — хлопнул Каспара по плечу Чертанов.
— Дед! — хлопнул Каспара по плечу Чертанов.
— А?! Что?! Я не сплю, не сплю! Чего надо?!
— Вот тебе экспериментальный полигон. Преврати подушку в человека.
— Да не в какого попало, а в Петровича! — дополнил Колобков.
— Э, э, Иваныч, не надо! — заволновался настоящий механик. — Зачем нам тут два Петровича?
— А мы одного за борт скинем.
— Не надо, Иваныч! А вдруг перепутаете и настоящего скинете?!
— Вы сами знаете, чего хотите? — сухо осведомился Бальтазар.
А с рук Каспара уже срывались миллионы крошечных искорок, несущихся к подушке. Они окутали ее плотным кольцом, постельная принадлежность начала вздуваться, расти… и вдруг резко лопнула. Только перья во все стороны полетели, да сиротливо опала на палубу рваная наволочка.
— Это мог быть я, — тихо констатировал Угрюмченко, невольно пряча клюв под крылом в чисто птичьем жесте. Орлиное тело начинало потихоньку сливаться с человеческими разумом и душой, привнося новые инстинкты и умения.
— Ничего страшного, у нас еще одна есть! — поспешил пододвинуть вторую подушку Колобков. — Давай, дед, попробуй еще раз! Только аккуратнее!
Каспар вновь послушно использовал заклинание. На сей раз подушка не лопнула. Наоборот, она со свистом сморщилась, почернела и в конце концов трансформировалась во что-то, больше всего похожее на сильно помятый уголек.
— Это тоже мог быть я, — встопорщил перья Петрович.
— Кого еще превратить в человека? — радушно предложил Каспар. — По-моему, у меня неплохо получается…
Все невольно сделали шаг назад.
— Не бойтесь, — широко улыбнулся Мельхиор.
Его слова мало кого ободрили.
— Предлагаю пока погодить, — выразил общее мнение Колобков. — Петрович, ты как считаешь?
— Да как… Орлом, конечно, хуже, чем человеком, но зато лучше, чем… чем тем, что может выйти.
— Петрович, а как ты теперь дизель-то чинить думаешь? — возмутился Фабьев.
— Так он пока вроде работает…
— А если, тьфу-тьфу, к черту, вдруг сломается?
— А Серый у нас на что?
Чертанов втянул голову в плечи. Он разбирался исключительно в компьютерной технике. Ну и еще в смежной — всякое видео-аудио, фотоаппараты, ксероксы и прочее добро, которое можно подключить к компьютеру. Но он отлично понимал, что если попытается это объяснить, то вызовет лишь возмущение Колобкова и требование отчитаться за раздутую зарплату, выплачиваемую непонятно за что.
— А теперь научите меня летать, — потребовал Угрюмченко, нетерпеливо подпрыгивая на кривых лапах. — Вот научусь, буду заместо впередсмотрящего. Покумекай, кэп, сколько сразу пользы!
Фабьеву мысль понравилась. Действительно, иметь на судне летающее существо, способное подняться высоко-высоко и посмотреть, что там вдали, было бы очень полезно. Тем более, если у него орлиное зрение.
Тепорий в воздухе окончательно перестал светиться — наступила эйкрийская ночь. Вода, днем удивительно прозрачная и освещенная, обернулась чернильно-черной жидкостью. «Чайка» превратилась в плавучий маяк — зажглись ходовые огни, включились все лампы и, конечно, мощный прожектор.
Колобков все-таки загнал сыновей спать, но зато вместо них проснулась Оля. Ее превращение Петровича несказанно обрадовало — подумать только, живой орел! Хотя вредный папка не разрешил дергать его за хвост и гладить клюв.
Обучение Угрюмченко полету шло довольно вяло — у него ничего не получалось. Он старательно взмахивал крыльями, но делал это чисто механически, как машут актеры, одевшиеся птицами. И, конечно, результат выглядел довольно жидко. Гена с Валерой несколько раз подбрасывали огромного беркута в небо, но из этого тоже ничего не вышло.
— Когда мама-орлица учит орлят, она выкидывает их из гнезда, — поведала Света. С больным немцем сейчас сидела Зинаида Михайловна. — Дядя Петрович, может…
— Нет уж, дочка, на такое я не согласен, — отказался беркут. — Я уже старый, тебе меня что, не жалко? Хорошо, если полечу, а вдруг да нет? Надо другое чего-то придумать…
— Сейчас…
— …на примере…
— …покажем! — пропыхтели близнецы, тащащие связанного птеродактиля.
— Эй, я кому велел спать ложится?! — возмущенно гаркнул на них Колобков.
— Да ну, нафиг, пап, чего мы там не видели?! Успеем! — хором заявили Вадик с Гешкой, подтаскивая вырывающегося ящера к фальшборту.
— А ничего придумали, — одобрительно посмотрел на них беркут Петрович. — Ну-ка, сынки, столкните его, а я посмотрю, как надо…