— Спускайтесь, спускайтесь! — позвал Наместник Города, торопливо сбегая по ступеням. Стражники устало бухали сзади, придерживаясь положенных шести шагов.
Оказавшись на песке арены, под взглядами тысяч людей, Чертанов сразу почувствовал себя очень неуютно. Вот Колобков — нисколько, махал руками и улыбался.
— Ну, здравствуйте, россияне, понимаешь! — безуспешно попытался изобразить Ельцина он. — Как живете, россияне?
— Петр Иваныч, люди смотрят, не кривляйтесь! — процедил Сергей. За что и получил локтем в бок.
— Серега, ты мне весь кайф сломал. Тебе не стыдно? Ладно, мужики, к делу. Готовы?
Гена и Валера в унисон кивнули. Кроме них на арену спустились Грюнлау и Стефания. Первый уже проверял шмайссер — если уж разрешено «любое оружие», почему бы просто не продырявить противника свинцовой смертью? Вряд ли кто-то из местных сможет что-то противопоставить немецкому пехотинцу сороковых годов…
— Я бы на вашем месте не слишком радовалась, — скептически заметила чертовка. — И самое главное — не повышайте ставки.
— Ну, как получится, — усмехнулся Колобков. — Так где там первый боксер?
Наместник Города в противоположном конце уже отдавал команды. Из темного прохода показался крупный негр с приплюснутой головой, слегка подергивающийся при ходьбе и как-то странно кривящий левую часть лица. Он уже успел полностью обнажиться — кулачный бой полагалось проводить голышом. Руки ему обмотали толстыми кожаными ремнями, усаженными крупными свинчатками.
— Справишься? — с некоторым опасением спросил Колобков.
— Я тяжеловес, шеф, — равнодушно ответил Гена, снимая пиджак.
— Я тяжеловес, шеф, — равнодушно ответил Гена, снимая пиджак. — Только пусть и мне такие кастеты дадут — я этому черному все кишки отобью.
Гене тоже пришлось раздеваться догола — правила категорически запрещают кулачным бойцам надевать что-либо, кроме ремней на руках. И ему выдали такие ремни — правда, пришлось помочь в обматывании.
Наместник Игры встал в центре, поглядывая то на одного бойца, то на другого. Зрители подались вперед — знаменитый Стурм’лай Запа уже почти три центума удерживал титул чемпиона Наранно, и у него накопилась уйма поклонников. Но и белокожий воин из-за моря выглядел очень внушительно. Когда Гена снял последнюю деталь одежды, в толпе начали передавать из рук в руки монеты — многие уже успели поспорить, целиком ли эти люди белые, или самая важная деталь все-таки черная, как у всех?
Проигравших пари оказалось гораздо больше, чем выигравших.
Гена и Запа начали сближаться. Юберийский боец вытаращил глаза и злобно ощерился. Гена молча сжал кулаки, неторопливо оценивая противника. Ему сразу стало ясно, что обычный спортивный бокс тут лучше не применять — все-таки на руках не мягкие перчатки, а самые настоящие кастеты. Первый же удачный удар может оказаться и последним.
Телохранитель резко шагнул вперед и нанес первый удар, целясь в область сердца. Пока что пробный — оценить противника. Запа молниеносно отшатнулся, даже не думая закрываться руками, как в боксе. Опасения Гены подтверждались — кулачные бойцы Юберии использовали несколько иную технику. Но, к его большой радости — менее совершенную, чем земной бокс.
Они обменялись еще несколькими обманными ударами. Гена находился в стандартной левосторонней стойке — голова немного пригнута, подбородок прикрыт левым плечом, левая рука чуть поднята и выставлена вперед, вес тела распределен равномерно на обе ноги. Запа же поминутно приплясывал, голова втянута в плечи, а руки широко расставлены и согнуты в локтях. При этом он очень низко наклонялся — так он создавал серьезные неудобства более высокому сопернику.
— Люк-люк асть’ха лоо-то аппа’ус и зазим оррть’хната [67]! — презрительно заявил Запа.
Хорошо, что Гена не понимал юберийского.
Первый серьезный удар нанес Запа — кулак, усеянный свинцовыми шишечками, впечатался в подбородок Гены. Телохранитель отшатнулся, брызнула кровь. Но в следующий миг назад отлетел уже Запа — с разбитой переносицей. Сокрушающий удар русского бойца превратил и без того изуродованный нос в нечто совсем непотребное.
— У! О! Ы! — добавил хук слева Гена.
Еще несколько минут бойцы колошматили друг друга. Кровь щедро орошала песок, на коже начали появляться синяки и кровоподтеки. Но вот Гена размахнулся особенно сильно и нанес свой коронный удар в челюсть — Запа потерял четыре зуба и грохнулся на песок.
— Нокдаун! — гулко пробасил телохранитель, сплевывая кровавую слюну. — Раз!… Два!… Три!… Четыре!… Пять!…
— Тальке!!! Тальке стуль’яя!!! — орали трибуны.
— Добей его, добей, придурок! — надрывался Чертанов, переводя крики зрителей и рефери. По местным правилам лежачего бойца вполне можно было добить, пока он не поднялся.
Но Гена не понимал этих криков и не слышал тонущего в общем хоре Чертанова. На счете «пять» Запа медленно поднялся на ноги, пошатываясь и хрипло дыша. Он сжал кулаки и с ревом понесся на Гену.
Тот только усмехнулся. Разозлившийся боец — легкая мишень. Юбериец не успел нанести ни одного удара — его встретил мощнейший джэб [68] правой. Запа раскрыл рот, глотая воздух, и упал навзничь.
— Раз!… — снова начал считать Гена. — Два!… Три!… Четыре!… Пять!… Шесть!… Семь!… Восемь!… Девять!… Нокаут!