А на оставленной за кормой пристани один из трупов вдруг зашевелился.
Шуа’лай Стаза медленно поднялся на ноги, ощупал окровавленный затылок и презрительно хмыкнул — удар, нанесенный чертовкой, всего лишь временно оглушил старого колдуна. Он задумчиво посмотрел вслед уходящей «Чайке», прислушался к шуму в городе и начал торопливо снимать сандалии. Много лет назад он позаботился о том, чтобы под рукой всегда был канал экстренного отхода.
— Триремы… — пробормотал он, медленно растворяясь в воздухе.
Протяженность бухты Наранно немногим больше двухсот километров — на полном ходу «Чайка» могла пересечь это расстояние часов за семь. Но Фабьев шел на половинном — как уже упоминалось, залив Кармелия и днем представляет настоящее испытание для любого навигатора, а ночью в нем вообще прекращается всякое судоходство. В темное время суток все юберийские суда становятся на якорь или вообще вытаскиваются на берег. Специально для этого у каждой галеры имеется фальшкиль, предохраняющий киль от повреждений на суше.
В воздухе начал поблескивать тепорий — наступало утро. На палубу, весело похрюкивая, вышел Колобков со шваброй под мышкой. Следом чеканил шаг Валера и тащился унылый Чертанов — он не выспался. Причина этого уже сидела на фальшборте с зеркальцем и пилочкой для ногтей — только полировала она не ногти, а рога.
— Ух, Геныч, ты всю ночь, что ли, тут простоял? — сочувственно осведомился Колобков.
Гена не ответил. Он окончательно окаменел.
— Кобздец… — грустно опустил голову Валера. — Шеф, может это… похоронить его?…
— А может, он еще живой? — с надеждой постучал по щеке бывшего телохранителя Колобков. — Валерыч, оттащи его пока куда-нибудь… ну, в каюту, например. Я сейчас пожру и сяду нашим ветеранам колдунского фронта на шею — пусть расколдовывают, мать их за ногу!
Валера с превеликим трудом поволок бывшего напарника к каютам. От пяток Гены на палубе остались глубокие царапины. Нести приходилось очень осторожно — Валера опасался, что отломит корешу руку или ногу.
— Серега, ну ты того — подопри меня, что ли, видишь же, мне с одной лапой неудобно! — возмутился Колобков, кое-как ковыляя на швабре к фальшборту. — Не, точно нужно еще попугая и шапку треугольную! Зинка всю ночь ревела, дура!
— Куда плывем, капитан? — неожиданно окликнули его откуда-то снизу.
Колобков очень медленно опустил глаза — голос звучал ужасно знакомо. Он посмотрел на говорящего… и едва удержался от вопля.
— Ты?! — возопил одноногий бизнесмен. — Ты?! Гребаный хуймяк, ты же в городе остался! Ты откуда тут взялся?!
Рядом с ним действительно стоял Лайан Кграшан, хумах из Малого Кхагхоста. Выглядел он совершенно невозмутимо, явно считая, что его пребывание здесь — нечто само собой разумеющееся.
— Когда подадут завтрак, капитан? — осведомился он.
— Завтрак?!! — взревел Колобков. — Завтрак тебе, хуймяк?! Ты откуда тут взялся, спрашиваю?! Я же сказал, что не возьму!…
— Свод Тарэшатт учит нас соглашаться с другими, но, тем не менее, делать все по своему, — добродушно продемонстрировал резцы хумах. — Я спрятался в твоем трюме, капитан.
— По-моему, Гешка с Вадиком тоже живут по этому своду… — вздохнул Колобков. — Олька! Олька, ком цу мир! У нас тут заяц — как раз по твоей части!
— Ой, хомячок! — обрадовалась Оля, как раз выведшая Рикардо прогуляться.
Хотя гигантскому хомяку этого совсем не хотелось — он только что сожрал десяток капустных кочанов и теперь намеревался поспать. А лучше — еще чего-нибудь поесть, а потом поспать.
Хотя гигантскому хомяку этого совсем не хотелось — он только что сожрал десяток капустных кочанов и теперь намеревался поспать. А лучше — еще чего-нибудь поесть, а потом поспать.
— Капитан, Малый Кхагхост лежит восточнее нынешнего курса, — вежливо сообщил Лайан. — Давай-ка я покажу твоему рулевому, как правильно…
— Олька, убери хуймяка!
— Какого? — пискнула Оля.
— Обоих! У меня к хуймякам лютая ненависть!
— Что ж, пойдем, мой дикий собрат… — деловито похлопал Рикардо по толстому боку хумах. — Капитан прогоняет нас… Покоримся же судьбе…
Оля смерила отца испепеляющим взглядом и побежала следом за двумя грызунами — двуногим и четвероногим. Колобков же сердито нахмурился и поковылял в ходовую рубку, к Фабьеву. Однако на полпути замер и прислушался к творящемуся в коридоре.
— Олька! — завопил он. — Если твой хуймяк не прекратит грызть переборку, я его точно!…
— Это не он, папа!!! — возмутилась Оля.
— Прости, капитан, я совершил небольшую непристойность по отношению к твоему судну, — без тени смущения извинился Лайан. — У нас, хумахов, зубы растут всю жизнь, нам необходимо время от времени их стачивать.
— Стачивай в другом месте, хуймяк!
— Как прикажешь, капитан, — поклонился хумах.
Но как только остался один, тут же снова начал грызть переборку.
«Чайка» приблизилась к узкой горловине, перекрывающей выход из бухты. В этом месте залив сужался настолько, что становился лишь чуть шире какой-нибудь реки. Скалы, нависающие над проливом, назывались Клыками — и они действительно на них очень походили. Идеальное место для морского блокпоста.
И впереди уже виднелось семнадцать боевых трирем.