— Это что же такое? — возмутилась она. — Вы мне тут целую истерику закатили всего?навсего из?за этой дряни?.. Вон она, у избушки растет. Собирайте, сколько нужно, и проваливайте. А я не намерена из?за такой мелочи, как разрыв?трава, на вас казенный харч переводить! — И на том спасибо! — рассмеялся Сеня и снял с плеч котомку. — Пошли, царь?девица, займемся сенокосом!..
Я сидел в углу апартаментов Стурла и трепетно впитывал запах свинины, отдыхая от аммиачной вони Нидльхейма. После ароматов вотчины Хели мне даже сероводородная вонь изо рта Горыныча казалась запахом Эдема. А уж про свинину и говорить нечего. Вокруг была чистота, уют и блаженная тишина. Если, конечно, не считать выкриков Рабиновича, взахлеб рассказывающего о своих похождениях в заповедной долине.
Да, согласен, ему было чем хвастаться. Но и на нашу с Ваней долю приключений выпало не меньше. Однако этот оболтус великорослый, в отличие от Сени, страдал словесным запором, и на все вопросы о том, как прошел наш поход в царство Хели, отмахивался руками. Дескать, сходили, принесли, что тут еще можно рассказывать? Вот так и остаются величайшие подвиги безвестными! Придется, видно, нам с Жомовым вновь оказаться на вторых ролях, под тенью славы беспримерного Рабиновича.
Впрочем, в этом положении плюсы тоже имеются! Все?таки Сеня мой хозяин, а не чей?нибудь еще. И пусть эта самовлюбленная ледышка Ингвина называет его своим господином, это еще не значит, что она имеет на него какие?то права. Ты их сначала заслужи, нахалка, пятью годами верной службы, а уж потом только перед другими хвастайся, кто у тебя хозяин!
Кстати, что?то ненормальное с моим Рабиновичем творится. Это я по поводу Ингвины! Конечно, и раньше Сеня никогда не был монахом и не сторонился женщин. Напротив, всегда оказывал им даже более пристальное внимание, чем наблюдению за фанатами на стадионе во время дежурства. Однако, сколько Рабинович ни бегал за юбками, никогда еще роль отвергнутого влюбленного его надолго не привлекала. Ну, попробует он завоевать сердце неприступной красавицы раза три от силы, получит за все свои героические попытки кукиш под нос и тихонечко отваливает в сторонку. А тут вообще какой?то беспредел! Бегает за этой гордячкой, как глупый кот за бумажным бантом, и сколько по длинному носу ни получает, успокаиваться не хочет. Околдовали тут его, что ли? Впрочем, я уже заметил, что Сеня с моим мнением считается только тогда, когда нужно багаж пассажиров поезда на предмет наличия наркотиков обнюхать. Во всех остальных случаях мое слово для него все равно что «Парламентский час» по телевизору — надоест слушать, мигом на выключатель нажмет! Вот и приходится мне, несчастному, молчать и терпеливо нести на своей спине все бремя межвидовой дискриминации.
И за что я только этого фашиста люблю? Лениво почесав задней лапой за ухом (в качестве зарядки, а не из?за блох! Я, между прочим, обработку Горынычем уже прошел), я постарался прислушаться к тому, что рассказывал мой Сеня. А он уже добрался до конечной остановки своего маршрута и красочно описывал стычку Ингвины со своим двойником, а Жомов с Поповым слушали его, разинув рты. И что в склоках самок интересного?.. Не понимаю!
— Благородный Робинсен, да как у вас язык поворачивается говорить такое? — возмутилась воительница. — Как вы могли заявить, что я похожа на эту уродину? Да у нее и ляжки толще, и грудь висит, как у дойной коровы. А про волосы я вообще не говорю! Мало того, что черные, как у рабов с юга, так еще и немытые, наверное, пару сотен лет. В них даже вши водятся! — Ну, насчет вшей ты загнула, Ингвиночка, — развел руками Рабинович. — Чистые у нее были волосы. Да и фигурка ничуть не хуже твоей. Она если только капельку полнее, но тебе худоба тоже идет.
— Ах, значит, я еще и тощая? — завопила воительница. — В таком случае, вкусы у вас, чужестранец, более подобают торгашу с базара, чем благородному воителю.
— А вот это ты в точку попала! — заржал Попов и тут же получил два подзатыльника. Один вполне понятный — от Рабиновича. А второй — от Жомова, видимо, для комплекта.
— Ингвиночка, никакая ты не тощая, — растерянно улыбнулся Сеня, не обращая внимания на обиженный оскал Попова. — Просто я хотел сказать… — Да оставь ты ее в покое, — с широкой ухмылкой на лице перебил его Ваня. — Что, не видишь, в натуре, что девчонка тебя попросту ревнует? — Это я ревную? — Ингвина зарделась. — Было бы кого ревновать. Да таких бродячих комедиантов, как Сеннинг Робинсен, в моем наследном замке целый выводок!
— Ой?ой?ой, принцесса на горошине нашлась! — обиженно буркнул Рабинович.
Воительница обожгла его гневным взглядом и резко отвернулась. Эти три оболтуса тут же заржали, как кони на лугу, а я, к своему вящему удивлению, заметил слезы, блеснувшие на глазах девчонки. Сами знаете, что я к ней никогда особой симпатии не испытывал, но трое на одного всегда считал нечестным поединком. Мне вдруг стало жалко Ингвину. Ведь, в сущности, феминистки несчастные самки, обиженные судьбой. Ну не попался им вовремя прекрасный принц, или они по близорукости приняли за него Соловья?разбойника. Обожглись на этом и теперь дуются на весь белый свет, скрывая свои обычные женские страсти и желания под масками бесчинствующих амазонок. Их жалеть нужно, а не прикалываться над ними.