Первой в себя пришла Ингвина и с диким воплем придавленной дверью кошки бросилась на ближайших етунов. Те, увидев Тора, и думать забыли о том, что кроме него есть еще гости. Поэтому поначалу, когда бравая воительница попыталась нашинковать их для салата, попросту застыли, оторопело глядя на эту пигалицу. Пока великаны чесали затылки, раздумывая, что бы такого учинить над хулиганкой, Ингвина, наверное, смогла бы уложить не меньше десятка етунов, окажись у них шкуры менее дубовые, или у нее меч помассив?ней. А так воительница лишь без толку стегала их своей зубочисткой, нанося урона не больше, чем таранный удар комара ветровому стеклу автобуса. Наконец етунам надоело терпеть наглые выходки малахольной девицы, и двое из них, подняв окованные железом дубины, размером с железнодорожную шпалу, бросились на нее. Ингвина попыталась закрыться мечом от ударов гигантов, но ее меч после первого же соприкосновения с оружием етунов сломался, словно спичка. Воительница успела откатиться в сторону, избегая первого удара, но пиршественный зал у Трюма хоть и был громадный, но все же имел свои пределы. Я ясно видел, что второго удара ей не избежать, и с диким рыком кинулся под ноги етуну.
Такого самопожертвования с моей стороны этот гамадрил?акселерат явно не ожидал, а может быть, просто и не заметил меня вовсе. В чем, собственно говоря, в этот раз была истина, выяснять было некогда, да и не у кого. Поскольку етун, сбитый с ног моим таранным ударом, потерял равновесие и, с размаху приложившись лбом о каменную стену, стек на пол рядом с воительницей. Ингвина тут же пулей вскочила на ноги, но мгновенно оказалась зажатой между двумя огромными питекантропами. Тут бы и она не успела увернуться, да и я помочь ничем не мог, поскольку отдыхал в свое удовольствие у стены после легкого пинка етуна, но у нас в резерве был доблестный рыцарь Сеня Рабинович, он же сэр Робин, он же Сеннинг Робинсен, он же кинолог и по совместительству мой хозяин. Первого етуна, который по дурацкой привычке никогда не вылезал из кольчуги, Сеня отправил в короткий полет к дальней стенке. У второго вышиб из рук меч, которым великан, видимо, собирался поправить заметные лишь ему одному дефекты в прическе воительницы. А вот подоспевший третий волосатый лиходей едва не снес Рабиновичу голову. Сеня успел увернуться, но чувствительный удар вскользь по плечу все же получил.
Но свою порцию радости огреб и его обидчик. Ваня Жомов, который до этого, громогласно матюкаясь, пытался извлечь из?под юбки верный «демократизатор», справился наконец с этой трудной задачей и, схватив со стола медное блюдо, при помощи дубинки запустил его в спину етуна.
Тот трепетной бабочкой пропорхал над Рабиновичем и нежно обнял стену, надолго сроднившись с ней. А Ванечка принялся тем же способом метать металлическую посуду со стола в прочих великанов, искренне веря, что только этого они и дожидались. Не намного отстал от друзей и Андрюша Попов. Махать дубинкой у него особого желания не возникло, но зато криминалисту приспичило спеть. И, недолго думая, Андрюша затянул героико?патриотического «Варяга», который в его исполнении почему?то мало отличался от воя корабельных сирен. Уж не знаю, почему Попов выбрал эту песнь, да и не до гадания мне было, главное — голову под лежачего етуна спрятать, но определенную популярность у великанов она приобрела мгновенно. Конечно, етуны, в отличие от тех же чаек, не ложились штабелями к ногам новоявленного Пласидо Доминго, но два ближайших к Попову слушателя попросту потеряли от восхищения его вокальными данными ориентацию в пространстве и, крепко приложившись друг к другу лбами, обрушились на пол. Завывания Попова пробудили интерес к происходящему у Горыныча, дожевывавшего последний кусок вечернего платья Фрейи, выданного экспедиции под расписку. Обожравшаяся керосинка решила взглянуть на происходящее, но тут, на свою беду, пробегавший мимо етун ногой отпихнул с дороги мешавшийся временный дом Горыныча. Ахтармерз на такое обращение с высокоразумным существом, естественно, обиделся и раздулся так быстро, что мешок, в котором он еще недавно спокойно сидел, попросту разлетелся на клочки. А Горыныч, увидев несущуюся на него стаю переросших все нормативы обезьян, пришел в такую панику, что выпустил в самую гущу етунов троекратный залп из всех своих огнеметных устройств. После этого несколько великанов надолго перестали нуждаться в услугах парикмахера и с радостными воплями умчались куда?то. Видимо, поделиться с близкими новым и абсолютно бесплатным способом эпиляции. Эльф тоже трудился не покладая рук. Одному етуну, неосторожно решившему зайти на Жомова со спины, маленький стервец плюнул в глаз и отвесил две чувствительные затрещины по носу. Здоровый волосатый балбес, не сумевший сразу разглядеть Лориэля, попросту ошалел и начал вертеть в разные стороны лохматой башкой, пытаясь понять, кто это на него напал. А крошечный драчун спокойно облетел етуна сбоку и во всю мощь своих мизерных легких завопил ему прямо в барабанную перепонку, при этом отстукивая на ней кула?чонками вальс Венского леса. Переросший питекантроп закружился по залу в такт мелодии и через два шага грохнулся на пол через перевернутую скамейку, после чего и был успокоен Рабиновичем посредством удара дубинки по медному шлему. В общем, первым лихим наскоком нам удалось вытащить Тора из самой гущи толпы садистов и истязателей. Однако некогда грозный скандинавский бог сейчас больше всего походил на тряпичную куклу, и если и подавал какие признаки жизни, то заключались они всего лишь в невнятном блеянии. Беспомощного Громовержца мы уложили в угол и заняли круговую оборону. Все бы хорошо, но, на нашу беду, головы етунов, впрочем, как и остальные части их тел, оказались чересчур деревянными. Выведенные из игры мощнейшими ударами Рабиновича с Жомовым и истошными воплями Андрюши, от которых даже у меня шерсть поднималась дыбом, великаны удивительно быстро приходили в себя и бросались на нас с утроенной энергией.