— Вот это у тебя трюк получился, тигелевая печь трехголовая! — изумился Жомов. — В регби играть никогда не пробовал? Или в американский футбол? Вместо ответа Горыныч трепыхнулся и вдруг стремительно стал уменьшаться в размерах. От неожиданности мы даже про Попова забыли, уставившись на такую стремительную метаморфозу, происходящую с нашим невольным спутником. Горыныч и раньше нас тешил подобными трюками, но с такой скоростью он еще никогда не уменьшался! Я даже взвизгнул от удивления, словно дворняга, которой на лапу наступили.
— Все. Переохлаждение, — слабеющим голосом пролопотал Ахтармерз в ответ на наши удивленные взгляды и разинутые рты. — Я же вам говорил, что с рептилиями у нас только температурный режим общий. Ваня Жомов, не медля ни секунды, стянул с себя омоновский бушлат и бросился к тающему на глазах дракону. Он закутал его так, что наружу выглядывали лишь шмыгающие носы всех трех голов, а затем прижал к себе псевдорептилию, будто кормящая мать грудного ребенка. Мой Сеня только удивленно хлопнул челюстями.
— Как он там? — поинтересовался Рабинович, кивнув головой в сторону укутанного Горыныча.
— Спасибо, жить буду, — раздался откуда?то из бушлата комариный писк.
— Пока еще холодно, но в норму я приду.
— И то радует, — фыркнул Сеня и, повернувшись к Попову, похлопал его по лысине. — Вот и все, а ты боялась. Даже юбка не помялась.
— Да пошел ты, — буркнул Андрюша и, поднявшись на ноги, посмотрел через край обрыва. — Эх, жалко, рыбы столько пропадает. Сейчас бы ее на сковородочку да с лучком!..
— Перетопчешься, чревоугодник доморощенный, — усмехнулся Рабинович. — С сегодняшнего дня и до того дуба переходишь на подножный корм.
— До какого дуба? — Перепуганный Андрюша, прищурив глаза, всмотрелся вдаль.
— Дурак ты, — констатировал мой Сеня и обвел всех присутствующих взглядом. — Ну что, пошли, что ли?
— Куда? — удивился Иван.
— С этой стороны берег упирается в горы и обрывается в море, — тоном экскурсовода продекламировал Рабинович. — А это значит, что нас ждет дорога в противоположном направлении. Заодно и красотами здешних гор налюбуемся… Уж простите меня, пожалуйста, но сдержаться я не мог и залаял, словно щенок сопливый! Я?то уже давно решил, что сидя на месте мы ничего выяснить не сможем. И вот теперь до моего гениального хозяина эта мысль тоже дошла. Теперь пойдем вперед и будем надеяться, что где?то там, вдалеке, хоть какие?нибудь люди водятся. А потом… Суп с котом! Эх, где наша не пропадала!..
Пятеро путешественников еле плелись вдоль береговой ленты, обрывающейся в серое море крутыми склонами. Первым шел бронебойный Ваня Жомов, пытаясь расчистить путь для остальных. Он то проламывался через наметенные сугробы по пояс в снегу, словно танк через склад с туалетной бумагой, то скидывал с обрыва довольно большие валуны, а иногда вырывал с корнем какие?то деревья, отдаленно напоминавшие карельские карликовые дубы. Однако у Жомова они вызывали несколько иные ассоциации, напоминая ему одного прошлого знакомого — онта Корявня. Ваня никак не мог забыть бесцеремонное обращение, учиненное этим ходячим пиломатериалом над своей особой, и, выдирая дубки, бормотал себе под нос:
— Экземпляр, говоришь, хороший? В навозе, говоришь, замачивали? Лес, говоришь, бревно дрейфующее, беречь нужно?.
. Ну?ну! Я вот домой вернусь, лесорубом, блин, пойду работать. Посмотришь тогда, пенек болтливый, как я о природе забочусь…
Корявня поблизости не было, поэтому наставлять разгулявшегося древогуба на путь истинный никто не собирался. Карликовые деревья летели во все стороны, словно мухи от хлопушки. А Ваня, отдохнув на отрезке с валунами, принимался корчевать следующую мини?рощицу. Рабинович, который тащил позади Жомова Горыныча, все еще завернутого в Ванин бушлат, терпел жомовский беспредел долго, но когда один из дубков пролетел около его носа, едва не попортив Сенину античную красоту, он все?таки не выдержал.
— Ваня, родной, — ласково проговорил Рабинович, поудобнее устраивая под мышкой бушлат с Горынычем. — Если у меня мимо головы еще хоть один куст пролетит, то вокруг тебя стаями камни планировать станут.
— Действительно, с природой этого мира нам нужно быть поаккуратнее, — поддержал его уже отогревшийся Горыныч, высовывая нос средней головы из?под воротника. — Мы ведь даже не знаем, в какую вселенную угодили. И любое воздействие на окружающую среду может вызвать непоправимые катаклизмы данного мира…
— Ты хоть сам понял, что сказал? — полуобернувшись к нежданным оппонентам, поинтересовался Иван. И прежде чем растерявшийся Ахтармерз смог что?то ответить, добавил:
— Вот и молчи лучше, керосинка говорящая. А то сейчас выйдешь из бушлата, как индюк из норы, и пойдешь своими двоими снег месить! — Ваня, а кто тебе сказал, что индюки в норах живут? — поинтересовался Рабинович, удивленный столь сенсационным открытием доморощенного орнитолога. — Ну, не индюк. Ну, страус! — отмахнулся от него Жомов, выдирая из каменистой почвы очередной куст. — Тебе какая, хрен, разница? Оспорить новое гениальное утверждение у Сени уже не было сил, и ему оставалось только горестно вздохнуть. Он лишь представил себе страуса, вылезающего из норы, и тут же замотал головой, пытаясь отогнать пугающие образы. Больше того, Сеня постарался думать о чем?то приятном. Например, о новой фуражке, которую он купит взамен утраченной на средства, вырученные после продажи драгоценных камней ювелиру.