— Давай выпьем с тобой, могущественный ворлок, за чисто мужскую, воинскую солидарность и мудрость, — заплетающимся языком проговорил он. Сеня не поддержать такой тост просто не мог, и к двум «мудрым и солидарным» мужчинам тут же присоединились Жомов с Поповым. Пьянка сделала новый виток. Многие из гостей кенинга оказались не способны следовать ее изгибам и, словно кегли от удара, начали ссыпаться под стол со скамеек. А перепившего Сеню вдруг посетило желание откровенничать. — Знаешь, друг Фомка, — пробормотал он, обращаясь к кенингу. — Тяготит мою душу злая кручина. Злые демоны забросили нас так далеко от дома, что мы никак не можем найти дорогу обратно. Скитаемся из конца в конец Земли, а пути домой так и не видим.
— Вот так история, клянусь коварством Локи! — завопил удивленный Форсет. — Неужто какие?то зачуханные демоны смогли обставить вас, столь могущественных ворлоков?
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — горестно вздохнул Рабинович.
— Ну, если кто и сможет вам помочь, то только Хрюмир, — хмыкнул кенинг и развел руками. — Я здесь бессилен, ибо неведомы мне еще тайны девяти миров.
— Ну, если кто и сможет вам помочь, то только Хрюмир, — хмыкнул кенинг и развел руками. — Я здесь бессилен, ибо неведомы мне еще тайны девяти миров. Хотя если достаточно много выпить жидкости из вашего волшебного сосуда… — Так долго мы ждать не можем, — перебил его Сеня. — А кто такой Хрюмир?
— Насколько мне известно, это самый могущественный во всем Митгарде ворлок и наиглавнейший мудрец, — многозначительно произнес Форсет. — Ходят слухи, что в его жилах течет кровь етуна Эгира, повелителя моря. Говорят, что мать Хрюмира, Сигюн, была столь прекрасна, что когда однажды купалась в море и ее заметил Эгир…
— Это все, конечно, очень интересно, — вновь прервал объяснения кенинга Рабинович, — но лучше ты расскажи, как к нему добраться, а Хрюмир о своих предках сам нам поведает.
— Да тут недалеко, хотя я и не уверен, что вы сможете убедить этого отшельника помочь вам, — развел Руками Форсет и, заметив, что Сеня пытается возразить, пожал плечами. — Впрочем, могу объяснить доРогу… — Не нужно! — Голос Ингвины раздался над ухом Рабиновича так неожиданно, что он едва не свалился со стула. — Я сама провожу их туда. У меня тоже есть к Хрюмиру пара вопросов.
— Только не это! — почти трезвым тоном попытался оспорить решение Ингвины Жомов. — Женщина на корабле — причина пожара. — А мы поскачем на лошадях, — с холодной улыбкой на очаровательных губах успокоила его воительница. Ваня вопросительно посмотрел на Рабиновича, но тот лишь беспомощно пожал плечами.
— Все, пропал мужик, — констатировал Жомов и, поминая безвременно ушедшего во вражеский лагерь друга, осушил очередной жбан медовухи… Утро, как водится в таких случаях, началось с головной боли. Она пришла без приглашения и вежливо постучала в черепушки всех троих ментов, спрашивая разрешения войти. А поскольку ни один из трех горе?путешественников с похмелья не соображал, то все трое дружно ответили на стук: «Да?да, войдите!» — хотя могли бы уже привыкнуть к тому, что ранним утром после попойки дверь открывать никому не нужно. Даже самому министру внутренних дел. Впрочем, именно ему не «даже», а «тем более».
Первым из троицы проснулся мучимый с похмелья не только лютой головной болью, но и адской жаждой Сеня Рабинович. С трудом приподняв голову, он несколько секунд удивленно осматривался по сторонам, пытаясь понять, где находится и как вообще в этом месте оказался. А сориентировавшись в пространстве и времени, Рабинович тут же пожалел, что проснулся.
— О, боже мой, когда это кончится! — со стоном вновь повалился он на ложе из шкур. — А ведь мне приснилось, что мы вернулись домой и тут же схлопотали выговор от начальника отдела.
— Уж лучше бы нас уволили еще до того, как взяли на работу, размечтался в ответ Андрюша, проснувшийся от шумной возни Рабиновича. — И зачем я вообще с вами водку тогда пил?
— Вот больше ни грамма и не получишь, — раздался из другого угла тоскливый голос Жомова.
— А хрен под майонезом не хочешь?! — возмущенно заорал Попов и тут же схватился за голову. — Жомов, я и этот приступ мигрени тебе припомню. — Эй, люди, принесите кто?нибудь воды! — жалобно взмолился Сеня и, не получив ответа, наконец обратил внимание на меня, лежавшего у порога. — Мурзик, хоть ты хозяина выручи. Водички принеси.
Я чуть приподнял с лап голову, услышав свое имя, а затем, безжалостно?равнодушно посмотрев на хозяина, опустил ее на прежнее место и закрыл оба глаза. Впрочем, иной реакции Сеня от меня и не ожидал. Как не ожидал и того, что в его содержательную беседу с друзьями встрянет еще кто?то. — Вот именно поэтому мы используем алкалоиды для борьбы с вредителями, — раздался непонятно откуда голос Горыныча.
— И до тех пор, пока вы, гуманоиды, будете себя травить этой дрянью, вам никогда не достигнуть вершин цивилизации.
— Утухни, рептилия! — в один голос заорали на новоиспеченного пропагандиста трезвого образа жизни болеющие с похмелья менты. — И без тебя хреново.
Горыныч обиделся, но не настолько, чтобы превыcить все мыслимые пределы. Видимо, дракон из паралeльного мира уже начал привыкать к постоянным оскорблениям ментами своей чувствительной натуры. Презрительно посмотрев на трех людей одновременно всеми головами, он отвернулся к стене и принялся слизывать с нее какую?то живность. То ли мокриц, то ли тараканов. Ментам в этом плане было несколько тяжелее. Хоть и привыкли они питаться дома сосисками из картона, вермишелью быстрого приготовления и крабовыми палочками из смеси трески с соей, но полностью на подножный корм еще не перешли. Поэтому волей?неволей всем троим пришлось вставать. Первым поднялся Рабинович и, посмотрев на развешанную по колышкам, вбитым в стену, форму, страшно удивился. Сколько Сеня ни старался, все равно никак не мог вспомнить, как раздевался и ложился в постель. Да и самого окончания пира Рабинович вспомнить не мог. Впрочем, это было неважно. Главное, что все оказалось на месте. И бушлат Жомова, и куртку Попова аборигены вернули. Да к тому же и все драгоценности были на месте. В общем, чистая идиллия. Торопливо шаря по карманам своей формы, Сеня даже не сразу понял, насколько холодно в комнате. А почувствовал мороз он только тогда, когда с облегчением убедился в том, что все до последнего, самого мелкого, самоцвета находятся на своих местах. И вот тогда он услышал, как стучат от холода его собственные зубы. Коротко выругавшись, Сеня принялся торопливо одеваться, едва справляясь трясущимися руками с непослушными пуговицами. Андрюшу Попова это зрелище не воодушевило. Крайне чувствительный к перепадам температуры, как и все толстяки, он не желал выбираться наружу из?под вонючих, но теплых шкур и умудрился?таки уговорить жалостливого Жомова сбросить форму с колышков на постель. Умудрившись быстро одеться в горизонтальном положении, Попов сел и горестно посмотрел на Рабиновича. — Ну, Сеня, и что теперь? — плаксивым голосом поинтересовался он. — Может, хоть сейчас объяснишь, отчего вместо дома мы оказались в этой гребаной глухомани?