Пока они заменяли старую солому на чистую, я продолжил осмотр временно вверенных мне владений. Посреди довольно просторного зала возвышался круглый очаг, сложенный из неотесанных камней, внутри которого жарко горели крупные поленья. Окон в зале не было, и их безуспешно пыталась заменить дыра в потолке, которая, кроме освещения комнаты, служила еще и дымоходом. В круге тусклого света, падающего из нее, буквой «п» стояли несколько деревянных столов, в свою очередь взятых в осаду скамейками. Все каменные стены были завешены все теми же шкурами, за исключением дальней, облицованной черным деревом. Видимо, эта стена служила чем?то вроде местного иконостаса или оружейной комнаты, поскольку была снизу доверху завешана мечами и щитами всевозможных форм и размеров, не менее разнообразными луками и пучками копий.
Истинно аборигенский интерьер! Впрочем, искал я не это. По своему скудоумию я считал, что собаки во все времена были друзьями человека и в меру своих быстро развивающихся способностей пытались защитить братьев меньших от всевозможных напастей. Однако, сколько я ни принюхивался, нигде не мог уловить и чего?то отдаленно напоминавшего запах моих дальних предков. Зато весь зал буквально провонял волком!
Будь я какой?нибудь расист пархатый, как сибирская лайка, давно бы начал рычать и гавкать, почуяв запах низшей расы, этих цыган собачьего мира — волков. Однако лесные хищники были мне глубоко по барабану, хоть все вместе, хоть каждая особь в отдельности. У меня своя среда обитания, у них — своя. К тому же я как?никак представитель закона. Проверять документы у лиц волчиной национальности, конечно, право имею, но вот лишать их средств передвижения путем откусывания лап могу только в экстраординарных случаях. Так что, воняет тут волком, не воняет, меня это касаться не должно. В конце концов, это право местных извращенцев — давать прописку сомнительным личностям. Впрочем, лукавить не буду. Те пресловутые инстинкты, о которых с видом знатока талдычил Ваня Жомов, все?таки давали о себе знать, подняв у меня на загривке шерсть дыбом. Я всем своим существом, даже без применения нюха и слуха, чувствовал, что где?то рядом находится матерый волчара, и вскоре наткнулся на него.
Побелевший от времени и плесени некогда грозный лесной хищник преспокойненько лежал в углу на соломке и скалил на меня желтые клыки. Чтобы показать пенсионеру, кто теперь в доме хозяин, я слегка на него рыкнул. А волк вместо продолжения диалога вдруг взял и лизнул меня в нос!.. Тьфу ты, мерзость. Тоже мне Брежнев нашелся. Гавкнув на хищника, я отскочил в сторону, решив впредь держаться от волка подальше. Мне, со всем этим бардаком во времени, только смены сексуальной ориентации не хватало! Однако мое стремление поддержать собственное реноме вновь было истолковано «царями природы» не правильно.
— Фу, Мурзик! — завопил Рабинович, пытаясь поймать меня за ошейник. — Фу, говорю! Свои.
А хозяин этого свинарника, скрещенного с оружейной лавкой, и вовсе истолковал мое рычание не правильно. Впрочем, что с него взять?! Одно слово, пещерный организм.
— Вашему, без сомнения, благородному псу не следует бояться Фреки, — пытаясь скрыть улыбку, проговорил он. Поскалься мне еще, рожа дикобразная!
— Клянусь золотыми волосами прекрасной Сив, этот старый волк хоть и зовется прожорливым, давным?давно охотиться перестал. В основном лежит здесь в углу, хотя и исчезает иногда на несколько дней. Поэтому и вы, благородные ворлоки Муспелльсхейма, и ваш дивный пес можете не обращать на него внимания.
— Что же, спасибо за разъяснения, — проговорил Сеня, явно обиженный тем, что меня посчитали трусом. — И все же постарайтесь держать ваше животное подальше от Мурзика. Он хоть и вполне разумный, но, знаете ли, молод и иногда излишне горяч. Как бы он вашему проглоту хребет не сломал! Ой, спасибо, Сеня! Я едва не разомлел от таких комплиментов… Наверное, именно за то, что Рабинович никому не позволяет прикалываться надо мной, я к нему так и привязан. Впрочем, тереться о его ладонь, как блудная кошка, я все равно не буду!
— Благородные ворлоки Муспелльсхейма, — вновь возопил тем временем седовласый гамадрил. — Волею Повелителя воронов моих ушей достигло прозвище вашего верного спутника. Однако ваши имена до сих пор сокрыты от спасенных вами нибелунгов. Меня здесь называют Форсет Белый. Кенинг этого королевства. Позвольте же мне узнать, как обращаться к вам.
— Во чешет, как дешевый актер с Бродвея, — буркнул себе под нос Попов.
Мой Сеня только покосился на него, а затем представил друзей и себя Форсету. — Воистину великие имена, хотя и диковинные нашему уху, — изумленно выдохнул хозяин банкета.
— Воистину великие имена, хотя и диковинные нашему уху, — изумленно выдохнул хозяин банкета. — Будет ли мне позволительно узнать, что означает их звучание?
— Да ничего они не означают, — махнул рукой Рабинович. — Первая часть это просто имена, а вто рая — фамилии.
— А что такое фамилии? — не унимался Форсет. — Если мне, конечно, позволительно узнать смысл этого необычного и, без сомнения, колдовского слова. — Сам ты колдовской, — вмешался в разговор Попов. — Фамилия — это просто принадлежность к какому?то роду.