Что же я хочу узнать в первую очередь? Нет, не так. Что я должен узнать? Непозволительно долго тяну с принятием решения, но тетушка терпеливо ждет, словно понимает, какой трудный выбор я поставил перед самим собой.
— Расскажи, из чего она сплетена.
— Ты полагаешь это важным? — Взгляд Тилирит холодеет. Так происходит всякий раз, когда она чем-то заинтересована или удивлена. Хотя на моей памяти нет ни одного случая, заставившего тетушку удивиться, и тут я полагаюсь только и исключительно на обрывочные сведения, полученные мной от ее собственного сына в очень личной беседе. Кажется, Ксо был в очередной раз уязвлен или расстроен превосходством матушки в построении логических цепочек, а смятенное состояние духа, как никакое другое, располагает к откровениям.
— Да. Для меня это важно.
— Только не думай, что знание поможет тебе отыскать лазейку в законах мироздания.
— Я и не думаю… Я…
— Надеешься? — Тетушка снова на редкость точно угадывает подоплеку моих действий.
Именно. Надеюсь. Знаю, что невозможно, но хочу испробовать все способы, пройти все тропинки: пусть мне придется сделать не один лишний круг, всегда можно верить, что движешься по спирали, не удаляясь от центра, а приближаясь к нему.
— А если и так? Откажешь в ответе?
— Почему же? Не откажу. Иногда ответ способен убить быстрее и надежнее, чем его поиски.
— Если ответ неверный.
— Если ответ дан.
Скрещиваем взгляды, как клинки, пытаясь увидеть, что прячется в темных омутах зрачков. Смотрим долго, и совершенно бесполезно: меня тетушка и так знает наизусть, а мне с моим ничтожным жизненным опытом не под силу заставить ее отвести взгляд или узреть в нем потаенный смысл.
— Не поступай так, Джерон. Особенно с другими, — смеживая веки, советует Тилирит.
— Почему?
— Создание, слабое духом, не выдержит такой напор, а сильное… Примет за вызов то, что, по сути, является дружеским предложением. И ты попадешь в опасную ситуацию.
— Волнуешься за меня?
— Возможно.
Было бы жаль потерять тебя сейчас, когда…
— Когда — что?
— Когда ты сидишь на цепи. По собственной воле.
Вздрагиваю, как от удара, а тетушка вновь дарит свое внимание пирожным.
В ее словах нет лжи, и издевки не наблюдается: только бесстрастное изложение фактов. Но почему мне больно это слушать? Или — слышать? Ведь я, на самом деле, стал и узником, и тюремщиком в одном лице. В силу обстоятельств, потому что ни одна сила вовне меня не способна сдержать голодную ярость Пустоты, наполняющей мое тело. Только я сам. И это больнее во сто крат, чем быть закованным в цепи и заточенным в глубокое подземелье: изо дня в день, каждый вдох и выдох удерживаться от шага за черту. Оковы можно сбросить, стены — разрушить, но сбежать от самого себя… Не знаю, возможно, кому-то и когда-то удалось совершить подобное чудо, но я творить чудеса не способен.
— Ты уходишь от ответа.
— Уходить, знаешь ли, тоже искусство. Особенно, уходить красиво и в нужное время.
— Разумеется. Но я все же хочу знать, как…
Тилирит с сожалением отставляет пирог в сторону.
— Ты заглядывал на Изнанку и даже пытался слепить подобие, зачем же спрашиваешь о том, что можешь узнать, всего лишь присмотревшись повнимательнее?
— Я не хочу ПРИСМАТРИВАТЬСЯ к ней.
— О, как все серьезно… — тетушка озабоченно качает головой. — Чем это нелепое создание так тебя покорило?
— Она не нелепое создание!
— А как еще можно назвать сплав плохо обработанной стали и совершенно дикой души?
Растерянно хмурюсь:
— Плохо обработанной?
Хитрый прищур.
— Ты видел ее… в изначальном виде?
— Н-нет.
Зелень глаз искрится смехом:
— Тогда незачем спорить. По давним временам и возможностям кайрис [4] , выбранная в качестве вместилища души, была неплоха. Очень неплоха. Но сейчас те же гномы стали куда искуснее в работе с металлом. Взять хотя бы твои парные клинки… Они почти идеальны. Если, разумеется, не принимать во внимание «начинку».
— Хочешь сказать, я их испортил?
— Вовсе нет. Ты предписал им один-единственный путь, вот и все.
— Это плохо?
— Это, скажем так, несколько жестоко. Даже по отношению к неодушевленному предмету.
Ну вот, теперь меня упрекнули в жестокости… Уже начинаю жалеть, что начал этот разговор: куда еще заведет кривая?
Поднимаюсь со стула:
— Вижу, сегодня мне не удастся узнать ничего нового… Посему, позвольте откланяться, драгоценная.
— Сядь!
Недоуменно смотрю на мигом потяжелевшее лицо Тилирит.
— Не смею более отнимать время.
— Ты плохо слышишь?
Сажусь обратно, чтобы услышать слегка презрительное:
— Если просишь о чем-то, имей мужество дождаться просимого. Особенно, если оно стало ненужно.
Приходится поддакивать, чтобы не злить тетушку еще больше:
— Да, драгоценная.
— Если тебя заинтересуют конкретные детали воплощения, обратись к Танарит или к кому-нибудь из ее Дома: не вижу надобности вникать в такие подробности. Тебя ведь волнуют основные принципы, не более того… Итак, любой предмет, равно живой и неживой, представлен на всех уровнях мироздания, с той лишь разницей, что материя, лишенная души в общем смысле понимания, на Изнанке ничем не отличается от свободных Прядей Пространства.
Именно это свойство и позволяет «оживлять» то, что изначально живым быть не могло. Однако необходимо умение, чтобы сплести сосуд для души, не изменив непоправимо вид и свойства исходного предмета.
— Но ведь… Артефакт и создается для того, чтобы обычный предмет обладал необычными свойствами.