— Вы не хотели меня видеть, dou?
— Почему ты так решила?
— Вы смотрите… с сожалением. Я помешала Вашим занятиям?
— Нет. Да и какие занятия? Так, книжку листал.
— Полночи? Должно быть, увлекательное чтение, — Лэни ловко балансирует между ехидством и почтением.
— Кстати, об увлекательности. От кого ждешь приплод?
Понимаю, что вопрос звучит не слишком вежливо, и пытаюсь смягчить впечатление выражением искреннего интереса на лице, но зря стараюсь: моя собеседница не обижается.
— Почему Вы спрашиваете?
— Приступ рассеянности приутих, и я, наконец-то, понял, почему ты проводишь дни в человеческом облике.
— О, так вот, о чем вы читали… — понимающе улыбается волчица. — Да, он был человеком.
— Был? Ты что, его съела?
— Конечно же, нет, хотя… Он такой аппетитный… И большой.
Большой? Аппетитный? Ой-ой-ой. Не хочется думать, но…
— Я его знаю?
Молчание, сопровождающееся потупленным взглядом.
— Лэни, ответь.
— Разве это так важно?
— Лэни.
Не хочу повышать голос, даже в этой игре.
— Право, я бы не хотела…
— Лэни, я жду.
Пауза, завершившаяся невинным:
— Твой знакомый великан.
Меня хватает только на то, чтобы спросить:
— И когда ты успела?
— Долго ли, умеючи?
Волчица смотрит на меня сквозь полуопущенные ресницы, довольная произведенным эффектом.
Все-таки, осуществила неизбывную страсть к улучшению породы. Что ж, могу только похвалить. А для заметания следов наверняка воспользовалась своими излюбленными «духами», которые в соответствующей концентрации быстро и надежно гасят у партнера память о нескольких последних часах жизни. Вспомнить можно, но только в том случае, если случайные любовники встретятся и окажутся в объятиях друг друга вновь. А повторной близости Смотрительница Внешнего Круга Стражи не практикует. Во избежание сложностей и возникновения взаимных претензий.
Растерянно тру лоб, собираясь с мыслями. И когда беглянки возвращаются домой, требую:
— Чур, если в помете будет рыженький, возьму себе!
Лэни растерянно распахивает глаза:
— Зачем, dou?
— Как это, зачем? Мне ведь полагается личный слуга, разве нет? А с такой родословной…
— А почему именно рыженького хотите взять?
— Значит, по второму пункту возражений нет?
Лиловый взгляд обиженно темнеет:
— Вы ожидали отказа? Именно от меня?
Ну вот. Доигрался. Подумать только, как легко мне удается задеть чувства волчицы! Странное умение я приобрел. Или же…
Едва удерживаюсь от желания залепить самому себе подзатыльник. Неужели с каждым днем существования я только тупею? Если собеседник горячо реагирует на каждую мою фразу, неважно, шутливую или серьезную, это означает одно: он открыт. Полностью. И разумом, и сердцем. А в такой ситуации любое неосторожное слово может нанести смертельный удар. Вот и Лэни… Признавая за мной наследственное право призвать на службу оборотня, несказанно огорчилась, когда из нелепой шутки сделала горький вывод: я плохо о ней думаю. На самом деле все совсем не так, но… Только бы не упустить момент!
— Послушай меня внимательно, Смотрительница. И смотри прямо в глаза! Я знаю: ты не откажешь. И никто другой не откажет, если речь идет о правах, принадлежащих мне с рождения. Но еще лучше я знаю, что моя прихоть может обернуться болью. И для меня, и для… моей игрушки. Тем более, если брать ее против воли. Поэтому можешь не волноваться: я не собираюсь заводить слуг. Обойдусь своими силами, как обходился до сих пор. А это… Была всего лишь шутка. Я ясно объяснил?
Волчица, все время монолога старательно выполняющая мой приказ по удержанию взгляда, немного успокоилась: по крайней мере, черты лица вернулись к прежней мягкости. Но я слишком рано радовался, потому что вдохом спустя услышал закономерный вопрос:
— А если вам предложат службу по доброй воле? Вы ее примете?
Неприятный поворот беседы. Не люблю темы про «доброе» и «недоброе». Ненавижу.
— Я подумаю.
В ответ на уступку следует настойчивое повторение:
— Но примете?
Щедро поливаю сливочным соусом тонкий, почти прозрачный блинчик и скатываю в трубочку.
— Видишь ли, милая… Отношения «хозяин-слуга» слишком сложны, чтобы устанавливать их, не подумав хотя бы чуть-чуть.
— Видишь ли, милая… Отношения «хозяин-слуга» слишком сложны, чтобы устанавливать их, не подумав хотя бы чуть-чуть. Допускаю, кто-то может сойти с ума настолько, что напросится мне в услужение. И если это произойдет, что ж… Мы будем вместе решать, куда двигаться: назад или вперед.
— Но ведь можно шагнуть и в сторону, — тихо замечает Лэни.
— Можно. Но опять-таки, по обоюдному согласию. Все понятно?
— Вполне.
— Ты больше не обижаешься?
— Разве я обижалась?
— А кто только что дул губы?
Кусаю блинчик. Вкусно, фрэлл подери!
— Я вовсе не…
— Хорошо, забудем. Как ты себя чувствуешь?
Она нежно улыбается.
— Замечательно.
— И славно! Присмотришь за Ирм?
— Конечно, dou, Вы могли и не приказывать.
— Вообще-то, я прошу.
Как ни стараюсь говорить небрежно, но волчица улавливает в моих словах лишнюю сухость и сконфуженно опускает взгляд. Правда, ненадолго:
— Вы собираетесь уйти?
— Почему ты так решила?
— Просите присмотреть… Если бы оставались, лишние надзиратели были бы не нужны.
Ну да, конечно. Проговорился. Теперь придется рассказывать все, как на духу, иначе Лэни начнет собственное «расследование», от которого я схлопочу одни только упреки и неприятности.