Она кивает, словно принося и одновременно принимая извинения, а я продолжаю:
— Если взаимные приветствия закончены, хотелось бы ознакомиться с причиной вашего нахождения здесь. Это возможно?
— Разумеется! Прошу вас… Мастер.
Лекарка широким жестом пригласила меня первым ступить под полог палатки, что я и сделал, надеясь избавить глаза от яркости солнечного дня. Наивный! Внутри было светло, как днем. И даже светлее.
***
Впрочем, масляные лампы, на корпусах которых были закреплены кусочки зеркал, отражающие и направляющие свет в нужное место, добавляли тепла к уже имеющемуся, а потому тяжелый вздох все-таки вырвался наружу, и Нэния понимающе ухмыльнулась:
— Да, здесь немного жарковато… Хотите воды? Ребята совсем недавно ходил к источнику, и она не успела нагреться.
— Нет, спасибо. Чем больше пьешь на жаре, тем больше хочется… Предпочитаю справляться со зноем другими способами.
— И как, получается?
— Представьте себе. Если какое-то время потерпеть и не вливать в себя лишнюю жидкость, можно довольно долго обходиться без питья. Да и потом для восстановления потребуется совсем немного влаги.
— А я не могу отказать себе в удовольствии.
Она поднесла кувшин к губам и сделала глоток, слишком большой, чтобы удержать во рту: струйки воды скользнули с уголков губ на подбородок, пробежались по длинной шее и исчезли за расстегнутым воротом рубашки.
При известной доле воображения можно было представить, как они прокладывают себе дорогу между небольшими, но упругими полушариями, по межреберной ложбинке, плоскому мускулистому животу… М-да. Не о том я думаю, совсем не о том. А мысли отражаются во взгляде и становятся достоянием остального мира. В частности, лекарки, довольно поглядывающей на меня поверх кувшина.
Не знаю, какой реакции она ожидает, но с удовольствием досматриваю спектакль до конца, который знаменуется легким (разумеется, неслучайным) покачиванием посудины и горстью воды, выплеснувшейся на грудь женщины и прижавшей мгновенно вымокшую ткань к телу. Угу. Небольшие: каждая с лихвой поместится в ладонь. Даже в ее ладонь, стянутую тесной перчаткой.
— Надеюсь, госпоже стало прохладнее?
— Чуть-чуть. Но здесь столько огней…
Улыбаюсь в ответ на ее игривую улыбку:
— Если вам не хватает мужского внимания, так и скажите: обещаю, что не стану уважать вас меньше, чем сейчас. Но право, некоторые вещи уместнее в спальне, а не на службе.
— Пожалуй, вы все-таки заслуживаете своего титула, — задумчиво признает Нэния, подходит к сооружению, установленному посреди палатки, и сдергивает покрывало.
На деревянных щитах стола, обитых «рыбьей кожей», в окружении слегка повядших, но безупречно зеленых кустиков полуденника [31] покоится обнаженное тело.
Мужчина средних лет, хорошо сложенный, при жизни, видимо, уделявший большое внимание развитию своей мускулатуры. Волосы светлые, почти прозрачные, из-за чего кажется, что вместо прически на голове примостилась медуза. Черты лица слегка оплывшие, но это может объясняться и вздутием тканей на жаре. Хотя…
— Как давно наступила смерть?
— Около десяти часов назад, — последовал четкий ответ: лекарка, наконец-то, сбросила маску куртизанки и вернулась к своему истинному призванию.
— Странно.
— Что именно вам кажется странным?
— Полагаю, внешний вид с тех пор не претерпел изменений?
— Совершенно верно.
— И… я не чувствую запаха гниения.
— О да, запах отсутствует. Впрочем, нередки случаи, когда…
— Разве здесь абсолютно сухо? — Вспомнил я страницы подсунутых Ксарроном книг. — Ваше присутствие. Вода, которую вы пьете. Дыхание других. Нет, разложение должно было бы начаться.
Нэния пожала плечами, наклоняясь над трупом и беря со стола скальпель:
— Проверим?
— Извольте.
Она коротко и чуть удивленно взглянула на меня. Почему это? Я должен был поступить как-то иначе? Может быть, сбежать на условно-свежий воздух? А, понял: вскрытие мертвых тел, судя по всему, не входило в перечень любимых зрелищ остальных Егерей, и лекарка занималась своей работой одна. Бедняжка… Как же ей, наверное, печально и скучно находиться один на один с покойником, который, конечно, слушает внимательно и уважительно, но ничего не сумеет сказать в ответ… А может, и сумеет. Если знать, как спрашивать.
— Плохо, когда смерть наступает изнутри, — заметила Нэния, примериваясь к грудной клетке мертвеца.
— Согласен: если бы у бедняги был размозжен череп, нам с вами не нужно был бы гадать, какие причины заставили его покинуть сей суетный мир.
Лекарка хмыкнула, сделала первый разрез, раздвинула кожу и подкожные ткани.
— Вы сведущи в строение человеческого тела, Мастер?
— Возможно, менее чем вы, но кое-какое представление имею.
— Взгляните.
— Взгляните. Вас ничего не удивляет?
Я обогнул стол и занял место напротив Нэнии, в свою очередь, склоняясь над трупом.
Фрэлл! Я не так уж много видел в своей жизни распоротых животов, но запомнил их цветовую гамму: желтовато-красные тона, и никак уж не бледно-зеленые.
— Этому есть объяснение?
— Возможно, но я пока его не знаю, — качнула головой лекарка и принялась за исследование внутренних органов.
Кишечник, желудок, печень и прочая порадовали нас всеми оттенками молодой зелени, изредка переходя к голубому. Попытка извлечь мочу успехом не увенчалась. Точнее, Нэния получила в свое распоряжение комок слизи, но его густота заставила и без того близко расположенные брови женщины сдвинуться еще ближе. Легкие трупа своим цветом мало отличались от прочих уже явленных свету органов, разве что, выглядели слегка съежившимися. Но самым занимательным был вовсе не странный цвет всего того, что пряталось под кожей. Больший интерес вызывал совсем другой факт: из разверстого тела не вытекло ни капли крови. Я спросил у лекарки, как такое возможно. Она хмуро сузила глаза и рассекла скальпелем самый большой сосуд из тех, по которым течет животворящая жидкость, а в следующий момент мы недоуменно взглянули друг на друга.