Она пришла со стороны сада. Корзинка в тонких руках наполнена стебельками, цветками и листиками: наверное, будет лечебный отвар, а может, и просто салат, что не менее полезно для здоровья и куда приятнее на вкус.
Не слишком высокая, стройная, но не болезненно хрупкая: если каждая мышца Кайи и того же Кэла устремлена в полет, то здесь уместнее говорить о плавном течении реки, огибающей препятствия. По-своему не менее сильная и целеустремленная, но, скажем так, поставившая себе целью побеждать, не разрушая, а познавая и поглощая: свойство всех лекарей, без остатка отдающихся своему ремеслу.
Белое платье с узеньким изумрудным узором по подолу и у застежки лифа чудно сочетается с золотистой кожей, не такой смуглой, как у Кайи, но гораздо более темной, чем у Кэла и у меня. А вот волосы ярче, чем у моей названой дочери: не бронза, а красное золото. Глаза зеленые, но с широкой карей каймой, и потому кажутся совсем темными. Однако любые краски лица меркнут, если не находят подтверждения себе глубоко внутри тела, там, где прячется от грубых прикосновений душа.
Гилиа-Нэйа юна и очень добра. Но всякая настоящая доброта беспощадна прежде всего по отношению к себе самой. Если Кэл сможет понять и постарается взять часть этого груза на себя, девушка будет благодарна и предана ему. Всю жизнь. Способен ли мой друг принять такой дар? Не мне судить.
Она не выглядит печальной, как если бы против своей воли была приставлена к Кайе. Решала сама? Возможно. Должно быть, принадлежит к одной из младших Ветвей клана Воинов Заката, но не пошла по наследственной стезе, выбрав лекарское искусство, чем наверняка не снискала одобрения. Впрочем, все мои догадки не стоят и гроша, если не будут подтверждены:
— В чем же ты провинилась, милая?
— И вовсе не провинилась! Я сама вызвалась… — Она привычно начала оправдываться, но все же спохватилась и грозно сдвинула брови: — Да кто вы такой?!
— Друг.
Впрочем, все мои догадки не стоят и гроша, если не будут подтверждены:
— В чем же ты провинилась, милая?
— И вовсе не провинилась! Я сама вызвалась… — Она привычно начала оправдываться, но все же спохватилась и грозно сдвинула брови: — Да кто вы такой?!
— Друг.
— Это всего лишь слово, — возразила эльфийка, выказав не меньшее мужество, чем ее родственники.
— Саа-Кайа ждет меня. Она сможет принять посетителя?
— Смогу, конечно! Я же беременна, а не больна! — Усмехаются пухлые губы, а бирюза взгляда вспыхивает жарким: «Ты пришел!».
Кайа стоит на террасе, одной рукой опираясь о перила, а другую положив на холм живота под складками платья, такого же белого, как у Нэйи, но без следа вышивок, как и положено роженице [18] .
— Здравствуй.
— О, здоровья у меня, хоть отбавляй!
— Чего тебе тогда пожелать?
— Выбирай сам, — разрешает Кё. — Но мне довольно и того, что имею.
Нэйа переводит удивленный и растерянный взгляд с меня на свою подопечную и обратно.
— Кто этот человек?
— Человек? — Бронзовый веер ресниц на мгновение скрывает за собой смеющиеся глаза. — Не тревожься, Гилли, он не причинит мне вреда. Он помог моему ребенку вернуться к жизни. Помнишь, я рассказывала?
Взгляд юной эльфийки мгновенно становится расчетливым, и с жадных до знаний губ уже готов сорваться вопрос, но Кё мягко возражает:
— Потом, все потом. У тебя еще будет время. А я хочу поговорить со своим другом, пока… Пока не буду занята другими делами.
О да, милая, скоро у тебя появится много дел, которые, как ни странно, останутся с тобой до самой смерти. Но ты будешь им рада и благодарна за то, что они есть. Благодарна… мне.
Как странно: качаясь на шатком мостке между ужасом и безумием, вне зависимости от желаний и намерений сделать то, что было необходимо… Почему моя кровь решила исполнить чужое желание? Может быть, потому, что боль, которую чувствовала эльфийка, ни в какое сравнение не шла с болью, которую она собиралась причинить? Наверное, так. Кё не будет вспоминать прошлое, и я не стану. Незачем: утратив власть над минувшим, мы не в силах запретить ему в самый неподходящий момент напомнить о себе, и можем лишь надеяться, что оно продолжит свой чуткий сон в памяти мира, а не обожжет нас злорадным огнем широко распахнутых угольно-черных глаз…
Скорчив забавную рожицу, долженствующую изобразить скорбный укор, Нэйа ушла в дом, разбирать свежесорванную траву, и мы с Кё получили возможность остаться наедине. Если, конечно, не считать присутствующих при разговоре ребенка и Мантии, но те предпочли благоразумно молчать и не вмешиваться в наши дела.
— Без оружия?
Разочарованный взгляд. Что еще может интересовать воина? Только остро отточенное лезвие.
Ай-вэй, милая, зачем оно? Я сам себе оружие, да еще того рода, что можно удержать в ножнах, но нельзя остановить ни одним щитом в мире.
— Жалеешь?
— Ходят слухи, что ты обзавелся славной сталью.
— Славной? Не рановато ли так именовать мои клинки? Насколько помню, ничем пока их не прославил… А слухам, которые ходят, следует укоротить уши. К тому же, я пришел в дом друга, а защитник у вас имеется. Как минимум, один.
— Я не надеялась, что ты придешь, — ладонь эльфийки погладила теплое дерево перил.