— Я желал смерти своему брату, и теперь должен искупить этот грех…
Я вдохнул. Выдохнул.
Могу понять отчаяние, вызванное неожиданным и крайне печальным известием, но пока герцог нужен мне вменяемым. Да и потом тоже, поскольку лично я не собирался ни умирать, ни доказывать свою непричастность к смерти Магайона. А лучший способ отвести от себя обвинения — предъявить живую и здоровую жертву. М-да, но как выполнить оба эти условия? Особенно касающееся здоровья? Телесное в явном непорядке, а душевное, если не принять действенных мер, скоро с ним сравняется.
Кладу руку на плечо Льюса и сжимаю пальцы: ничего, одеяло толстое, больно не будет, даже синяков не останется. Мое прикосновение нарушает сосредоточенность герцога на собственных переживаниях, и туман в серых глазах становится чуть разреженнее.
— Не время и не место напоминать вам такие простые вещи, но выхода нет. Вы помните о ваших долгах, милорд?
— Долгах? — Он рассеянно приподнимает брови. — Их много?
— Нет, всего два. Перед вашими подданными и перед самим собой.
— Вы кое-что упустили, Мастер… — Даже смертная (точнее, предсмертная) тоска не явилась причиной, удерживающей от нанесения маленького язвительного укола открывшемуся противнику. — Есть еще семья.
— Правда? — Улыбаюсь. — Вспомнили наконец-то? Какая радость! Тогда бросьте думать о глупостях и послушайте меня: у нас с вами очень много дел.
— Есть ли в них смысл? — Равнодушный вопрос. — Я скоро умру и, возможно, не успею сделать и малой части, что должен.
— Есть ли в них смысл? — Равнодушный вопрос. — Я скоро умру и, возможно, не успею сделать и малой части, что должен.
— Увы, милорд, ваше предположение не подходит для оправдания бездействия, да и не станет таковым.
— Как мне вас понимать?
— Принести пользу может и жизнь, и смерть: нужно только уметь извлекать выгоду из того, что попадает в руки. Мэнсьер хорошо знает это правило!
Льюс болезненно сморщился:
— Не ожидал от старика такой прыти… Неужели он заимел что-то против меня? Когда успел? И чем я мог его обидеть?
— Скорее всего, ничем, милорд. Не беру на себя многого, но могу предположить повод для столь… дерзкого поведения почтенного мэнсьера. Проблема поколений.
— Поколений?
— Видите ли, милорд, со временем каждый из нас начинает полагать (и зачастую, вполне обоснованно), что знает и умеет больше, чем еще не достигшие сходного возраста. Это полузаблуждение-полуоткровение основывается на очень простом сравнении себя нынешнего и себя тогдашнего. Разумеется, чем меньше жизненный опыт, тем больше ошибок мы совершаем, и детство в этом смысле — самая опасная пора, когда любой наш поступок может стать роковым для последующей жизни. Собственно, потому мы и нуждаемся в присмотре мудрых и терпеливых родителей и наставников, оберегающих нас от подобной опасности. Но время идет, мы взрослеем, набираемся уверенности в своих силах, умнеем, и в какой-то момент начинаем свысока посматривать на более молодых. Конечно, мы им завидуем, вспоминая собственную лихую беспечность, но гордимся достигнутым и смиряемся с тем, что юность, с ее отвагой и азартом, не вернется.
— И что же объясняют ваши рассуждения касательно старика?
— Разве не понятно? Он вправе полагать себя разумным хозяином, успешно управляющим Вэлэссой, и на сем основании считает, что не нуждается в указаниях свыше. Приказы и распоряжения вашего отца он принимал и будет принимать, пусть и скрипя зубами, потому что разница в годах не слишком велика. Но когда в город прибыли вы, милорд… Подчиняться мальчишке? Юнцу, который ничему еще не научился? Никогда и ни за что!
— Я не так уж молод, Мастер, и изучил достаточно… — В голосе Льюса проявилась долгожданная твердость.
— Не оправдывайтесь передо мной, милорд: я оцениваю людей по всей совокупности качеств, а не довольствуясь одной лишь внешностью. Но почтенный мэнсьер, уверен, чувствовал примерно то, о чем я только что рассказал.
— Вы сказали, «чувствовал», а не «думал», — заметил герцог. — Почему?
Слава богам, всем разом и Пресветлой Владычице в особенности: парень снова начал соображать! Теперь дела пойдут на лад.
Мое воодушевление не осталось незамеченным: Льюс нахмурился.
— Вас рассмешили мои слова?
— О нет, милорд, нисколько! Просто я позволил себе немного порадоваться.
— Чему же?
— Тому, что вы оставили в покое мысли о смерти.
Складка губ сжалась сильнее.
— Я не…
— Знаете, как говорят в народе? Не зови Тихую Госпожу, глядишь, она и пройдет мимо!
— Ваша веселость неуместна, Мастер.
— А я и не веселюсь, милорд. Я нахожусь в предвкушении.
— Предвкушении чего?
— Охоты. Вы любите охотиться?
— Нет, — коротко ответил герцог.
— Но участвовали, не так ли?
— Мне не доставляет удовольствия смотреть на страдания беззащитного зверя.
— Не такого уж и беззащитного… Впрочем, силы, разумеется, не равны, иначе и быть не может. Но я имел в виду охоту другого рода. Охоту за тайнами.
— На них тоже можно охотиться? — Льюс поневоле увлекся беседой, упрощая мою задачу все больше и больше.
— А как же! И с большим успехом. Но лично меня больше интересуют не сами тайны, а их разгадки.
— Разве они не находятся рядом друг с другом?