Одна из ее прабабок знала, кто такой Разрушитель. Возможно, какое-то время шла рядом с ним и осталась жива, хотя должна была погибнуть. Что ж, остается только порадоваться за нее и за ее потомков, унаследовавших важные знания. Но во всей этой истории есть еще что-то, не дающее мне покоя. Что-то, мешающее плотно закрыть дверь этой комнаты в кладовых Памяти.
***
Пуховая нитка так нежно скользила по коже, что временами казалось: вязаное полотно возникает прямо из воздуха. Невесомое, тонкое, но в нем будет не холодно в самый лютый мороз и не жарко под палящим солнцем. Хороший подарок. Я долго думал, в какую форму его облечь, и в конце концов решил, что свяжу просто покрывало: когда родится маленький эльф, Кайа будет укрывать его, а потом и сама сможет носить. В качестве шали.
— Хотелось бы поучаствовать, — наигранно равнодушно сообщила Тилирит, жадными глазами глядя на золотистое кружево, и я вздрогнул.
Никак не могу привыкнуть к тетушкиной манере появляться в самый неподходящий момент и совершенно незаметно. Хорошо еще, Ирм уже третий день подряд занимается подарками от мамы и прабабушки и вовлекла в свои забавы Лэни: хоть эти две особы женского пола не возникают без предупреждения.
— В чем?
— Нитки ведь еще останутся?
С сомнением оглядываю мотки, разложенные во всех доступных местах:
— Трудно сказать.
— В чем?
— Нитки ведь еще останутся?
С сомнением оглядываю мотки, разложенные во всех доступных местах:
— Трудно сказать.
— Останутся, останутся! И я была бы не прочь получить к Летнему Балу что-нибудь эдакое…
Пальцы тетушки описывают в воздухе замысловатую кривую.
— А конкретнее?
— На твое усмотрение.
Задумываюсь.
— Может быть, может быть. Но в свою очередь, тоже хочу кое-что получить.
Лицо Тилирит выражает крайнюю заинтересованность:
— И что же?
— Ответы.
— А планируется много?
— Кого?
— Вопросов.
— Всего один.
— Задавай.
Я отложил вязание в сторону, чтобы не отвлекаться, и спросил:
— Откуда взялась идея с иголками в позвоночнике?
Тетушка отвела взгляд, потом снова посмотрела на меня. Прошлась по комнате. Прислушалась к сопению найо под кроватью и сквозь зубы процедила:
— Брысь отсюда!
Оборотни, сегодня избравшие облик то ли лисиц, то ли енотов, кубарем выкатились за дверь.
Последовала еще одна долгая пауза, которую прервал я, вежливо осведомившись:
— Больше нам никто не мешает?
Зелень глаз потемнела:
— Никто. Кроме нас самих.
— Я слушаю.
— Ты предполагаешь, откуда. Верно?
— Предполагаю. Но хочу услышать истину из твоих уст.
Тилирит подошла к креслу, на котором я сидел, и, уперевшись ладонями в подлокотники, склонилась надо мной.
— Почему?
Если бы ее дыхание могло замораживать, я бы стал ледышкой в мгновение ока.
— Не люблю делать выводы на основании догадок и слухов.
— Вот как? А если то, что я скажу, тебя не обрадует?
— Переживу.
— Что решил ты сам?
Я смотрел на тетушку снизу вверх, чувствуя себя ребенком, одновременно обиженным и провинившимся.
— Вы всегда проверяете теорию практикой. Значит, на ком-то идея была опробована. Сколько их было, таких, как я?
— Достаточно для глубокого изучения.
Слово «глубокого», произнесенное Тилирит с плохо скрываемым отвращением, заставило меня содрогнуться.
— И… как это происходило?
— Лишний вопрос.
— Они… они ведь должны были прожить сколько-то лет прежде, чем достигнуть нужного состояния?
— Разумеется, — сухое подтверждение.
— И до какого возраста?
— Самое большее, семь лет.
— Невозможно! Это слишком мало! Я в семь лет только-только начинал…
— Ты рос в других условиях. Процесс Слияния можно… ускорять. Подвергая объект определенным воздействиям.
— Говори уж прямо: пыткам?
Она не ответила. Выпрямилась и зябко поежилась.
— Угадал?
— Не надо было спрашивать.
— Это… ужасно.
— Это было необходимо. Иногда приходится жертвовать малым для достижения большого.
— Хочешь оправдаться?
— Просто поясняю.
— Хочешь оправдаться?
— Просто поясняю. Лично мне оправдываться не в чем и не перед кем.
— Ты не принимала участие?
— Нет.
— А кто принимал?
— Это уже не важно.
— Хорошо, тогда скажи, кто придумал этим заняться? Кто стоял за всем этим?
Я готов был понять и принять любой внятный ответ, но Тилирит молчала. Молчала так долго и скорбно, что вывела меня из равновесия: я вскочил на ноги и вцепился пальцами в тонкие плечи под черным бархатом платья:
— Кто?!
— Я же сказала, не важно.
— Я хочу знать!
— Не настаивай.
— Я должен знать! Говори!
Тетушка сморщилась от боли, но взгляд остался печальным и сожалеющим. Наверное, именно это и заставило меня убрать руки: осознание того, что ее терпения хватит на гораздо большее время, чем моей ярости.
— Скажи, иначе…
— Что «иначе»?
— Я узнаю сам, доставив беспокойство всем, кого смогу достать. И они будут недовольны твоим упорством.
Тихий смешок.
— Да, кровь не водица…
— Что ты имеешь в виду?
— Если от матери ты взял упрямство, то от отца — способность мгновенно воспламеняться. И быстро гаснуть, но не переставать тлеть… Я скажу. Но предупреждаю: ты не обрадуешься.
Она снова сделала паузу, словно спрашивая у самой себя, стоит ли посвящать меня в тайны прошлого. И все же ответила:
— Исследования проводила Элрит.
— Моя мать?
— Я предупреждала, — почему-то виновато качнула головой тетушка.