Черт, а ведь он и вправду трус, разве не так? Лучше смириться с правдой и потихоньку пройти назад, к двери. Наверняка она его не заметила, а если и так, то вряд ли она станет это афишировать. Но ведь он хотел узнать о Кенни, верно? А у кого узнать о нем, как не у Роны? Ответ прост: у кого угодно, только не у нее. Он спросит у Саманты. Да, именно так он и поступит. Спросит у Саманты.
Он на цыпочках прокрался к дверям, а затем быстро прошел к выходу. Ему вдруг показалось, что все эти прекрасные вазы и статуи стали выглядеть ужасно нелепо. Зачем нужно было помещать их под стекло, чтобы тысячи зевак таращились на них, проходя мимо? Не лучше ли смотреть вперед, позабыв о древних временах? Не лучше ли последовать совету Лэма? В Лондоне слишком много призраков. Слишком много. Даже репортер Джим Стивенс где?то здесь, рядом. Ребус бегом пересек музейный двор, остановившись только у ворот. Охранники уставились на него, бросая подозрительные взгляды на пакет с книгами. Это просто книги, хотел сказать он, сознавая, что на самом деле в книге можно спрятать все что угодно. Все что угодно. Он убедился в этом на собственном горьком опыте.
Если на душе скребут кошки, ни в коем случае не сиди на месте. Ребус замахал рукой и буквально с первой попытки поймал такси. Он никак не мог вспомнить название нужной улицы, но это не имело значения.
— Ковент?Гарден, — сказал он водителю. И пока водитель делал резкий разворот там, где, по мнению Ребуса, это было запрещено, он засовывал руку в пакет, чтобы достать оттуда первый приз.
Он бродил по Ковент?Гардену около двадцати минут, с удовольствием глазея на фокусников, выступавших под открытым небом, и пожирателя огня, прежде чем отправиться на поиски Лизиной квартиры. Это оказалось не так уж и сложно; он и сам удивился, с какой быстротой ему удалось найти магазинчик, где продавались воздушные змеи, а затем другой магазинчик, в витрине которого не было ничего, кроме чайников. Он повернул налево, затем направо, затем еще раз направо и оказался на искомой улице, прямо перед обувной лавкой, в которой кипела жизнь. Покупатели, равно как и продавцы, были очень молоды, по виду явно подростки. Откуда?то доносилась джазовая музыка. Кто?то играл на саксофоне. Магнитофон, подумал Ребус, или какой?нибудь уличный музыкант. Он поднял глаза на окно Лизиной квартиры, завешанное ярко?желтыми жалюзи. Интересно, сколько ей на самом деле лет? Трудно сказать.
И только тогда он решился подойти к двери и нажать на кнопку домофона. В селекторе раздалось какое?то невнятное потрескивание и шорох шагов.
— Да?
— Это я, Джон.
— Что? Я вас не слышу! Говорите громче!
— Это я, Джон! — прокричал он, смущенно озираясь вокруг. Но похоже, всем было наплевать. Прохожие таращились на витрину магазина, уплетая какие?то странные на вид сладости, похожие на овощи.
— Джон? — словно она уже успела позабыть о нем. Потом: — Ах, Джон… — Зуммер разразился мерным жужжанием. — Дверь открыта. Поднимайся.
Дверь в ее квартиру тоже была открыта, и он закрыл ее за собой. Лиза прибиралась в своей студии, как она ее называла. В Эдинбурге ее никогда бы так не назвали. Ее назвали бы спаленкой. Но скорее всего, здесь, в Ковент?Гардене, отсутствует такое понятие, как спаленка.
— Я пытался с тобой связаться, — сказал он.
— Я тоже.
— Да?
Она повернулась к нему, уловив насмешливый оттенок в его голосе:
— Они что, ничего тебе не сказали? Я оставила штук пять сообщений этому… как его… Лань?
— Лэм.
— Точно.
Ребус возненавидел Лэма с новой силой.
— Час назад я позвонила, и мне сказали, что ты вернулся домой, в Шотландию, — продолжала она, — я была слегка ошарашена.
Решила, что ты уехал, даже не попрощавшись.
Вот ублюдки, подумал Ребус. Они и впрямь его ненавидят, разве не так? Наш человек с северной окраины.
Лиза сложила в аккуратную стопочку газеты, сваленные на полу и на кровати, расправила одеяло и покрывало на диване. Слегка запыхавшись, она встала прямо перед ним. Он обнял ее и притянул к себе.
— Привет, — пробормотал он, целуя ее.
— Привет, — проговорила она, отвечая на поцелуй.
Выскользнув из его объятий, она прошла в нишу, которая служила ей кухней. Зашумела вода, наполняя чайник.
— Ты, конечно, уже видел газеты? — крикнула она.
— Да.
Ее голова высунулась из ниши.
— Представляешь, подруга мне звонит, чтобы сообщить эту потрясающую новость. Просто не верится! Моя фотография на первой полосе!
— Вот ты и прославилась.
— А по?моему, это просто позор — «полицейский?психолог»! Ничего себе! Могли бы хоть узнать сначала. В одной газете меня даже назвали Лиз Фразьер! — Она воткнула вилку в розетку, включила чайник и вернулась в комнату.
Ребус сидел на ручке кресла.
— Ну, как продвигается расследование? — спросила она.
— Появилось несколько очень интересных наметок.
— Да? — Она присела на краешек кровати. — Расскажи.
И он рассказал ей о Джен Кроуфорд и о своей версии с вставными зубами. Лиза предположила, что Джен мог бы помочь гипноз. «Потерянные воспоминания», — сказала она. Но Ребус отдавал себе отчет в том, что такая вещь неприемлема в качестве доказательства. И потом, он на собственной шкуре познал, что такое эти самые «потерянные воспоминания», и одна мысль о той старой истории заставила его содрогнуться.