— Это все, пожалуй. Этим вечером я встречаюсь с доктором Фрейзер… — Флайт взглянул на Ребуса с любопытством, его глаза одобрительно расширились. — Собираюсь побеседовать с ней насчет психологического портрета убийцы.
— Ну да, — неуверенно проговорил Флайт.
— Я читал книги, которые она мне дала. Мне кажется, в этом методе что?то есть, Джордж. — Ребус осторожно назвал Флайта по имени, но тот, казалось, ничего против этого не имел.
Принесли кофе. Флайт налил себе чашку и, осушив ее одним глотком, почмокал губами.
— Не думаю, — сказал он.
— Не думаешь что?
— Не думаю, что в этой психологической фигне что?то есть. Сплошные догадки и никаких научных обоснований. Я предпочитаю нечто более ощутимое. Зубной патологоанатом — вот это по?настоящему ощутимо. Это то, что можно…
— Укусить? — улыбнулся Ребус. — Шутка не очень удачная, но я все равно не согласен. Когда в последний раз патологоанатом назвал точное время смерти? Они вечно увиливают от прямого ответа.
— Однако они имеют дело с фактами, уликами, а не с какими?то умозрительными теориями.
Ребус откинулся на стуле. Он вспомнил мистера Рэйберна, героя прочитанного когда?то романа Диккенса «Наш общий друг», школьного учителя, которому были нужны только факты, и ничего кроме фактов.
— Брось ты, Джордж, — сказал он, — на дворе двадцатый век.
— Правильно, — отвечал Флайт, — а это значит, что мы уже не верим гадалкам и прорицателям. — Он снова взглянул на Ребуса. — Или я не прав?
Ребус помедлил с ответом, наливая себе еще кофе. Он почувствовал, как разгораются его щеки. Неужели он краснеет? Так всегда бывало, когда он спорил: даже легких размолвок подчас было достаточно. И поэтому следующую фразу он постарался произнести негромким размеренным тоном:
— Что ты имел в виду?
— Я имел в виду то, что полицейская работа — это кропотливый труд, Джон.
— (Все еще по имени; и то хорошо, подумал Ребус.) — С наскока здесь ничего не получится. Я хочу сказать… не позволяй своей головке думать за тебя.
Ребус хотел было возразить, но промолчал, не уверенный, что правильно понял Флайта. Заметив это, Флайт улыбнулся.
— Игра слов, — пояснил он, — голова, головка члена. Или пениса. Не важно. Я просто хочу предупредить тебя, чтобы ты не позволял хорошенькой женщине влиять на твои профессиональные решения.
Ребус сообразил, что возражать бессмысленно. Высказав все, что он думает, Флайт успокоился. Что ж, может быть, он и прав. Может, Ребус хотел увидеться с Лизой Фрейзер не по делу, а просто потому, что она Лиза Фрейзер? И все?таки он обязан заступиться за нее.
— Слушай, — сказал он, — как я уже говорил, я прочел книги, которые она мне дала, и там есть кое?что заслуживающее внимания.
Флайт изобразил на лице гримасу сомнения, лишь подстегнувшую энтузиазм Ребуса. Увлекшись собственным рассказом, Ребус все же понимал, что Флайт сыграл с ним ту же шутку, что и он сам сыграл вчера вечером с посыльным Кенни. Но было слишком поздно: он должен был доказать правоту Лизы Фрейзер, да и свою тоже, хотя многое из прочитанного и ему?то казалось полным бредом, не говоря уж о Флайте.
— Мы имеем дело с человеком, который ненавидит женщин. — Флайт изумленно посмотрел на него, словно это было настолько очевидно, что об этом и говорить?то не следовало. — Или, — поспешно добавил Ребус, — который мстит женщинам то ли потому, что слишком слаб, то ли потому, что боится вымещать свою злобу на мужчинах. — Флайт согласился с такой возможностью кивком головы. — Как правило, так называемые серийные убийцы — люди консервативных убеждений, — продолжал Ребус, не замечая, как его рука бессознательно сжимает нож для масла, — это очень амбициозные, но вместе с тем глубоко разочарованные субъекты. Они чувствуют себя отторгнутыми вышестоящим классом и поэтому нацеливаются на него.
— Что?что? Проститутка, помощница продавца, служащая в конторе? Они что, принадлежат к одному классу? Ты хочешь сказать, что социальный статус Оборотня ниже, чем социальный статус шлюхи? Брось, Джон!
— Это просто общее правило, — настаивал Ребус, в глубине души желая, чтобы этого разговора вовсе не было. Он продолжал крутить нож в руке. — Вспомни, один из первых серийных убийц был французским дворянином… — Его голос начал потихоньку слабеть, а Флайт — терять терпение. — Я просто повторяю то, что прочел вчера. Пойми, университетские умники пишут вовсе не бессмысленные вещи, просто нам пока слишком мало известно о личности Оборотня, чтобы применить их теории на практике.
Флайт допил вторую чашку кофе.
— Ну, продолжай, — сказал он без особого энтузиазма. — Что еще написано в этих заумных книгах?
— Некоторые серийные убийцы жаждут огласки, — сказал Ребус. Он помедлил, вспомнив об одном убийце, который издевался над ним пять лет назад, водя его за нос и заставляя играть по своим правилам. — Если Оборотень даст нам о себе знать, нам будет легче поймать его.
— Возможно. Так что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что нам следует раскинуть сети и расставить ловушки. Пусть инспектор Фаррадэй намекнет прессе, что, по нашим подозрениям, Оборотень — гомосексуалист или трансвестит. Годится любая выдумка, лишь бы это подействовало ему на нервы, покоробило его и заставило вылезти из щели.