То, что Попов и Жомов составят Сене компанию, было очевидно с самого начала. Никто не ожидал, что к процессии пожелает присоединиться Ачитометль, но член ордена Орла почти умолял взять его с собой, дабы он засвидетельствовал почтение жрецу, удостоившемуся чести лично беседовать с Кецалькоатлем. Возражений на эту просьбу у ментов не нашлось, и Ачитометля взяли с собой. Как и Горыныча с Мурзиком, которые выступали в качестве группы поддержки на случай возможных осложнений.
Сеня, правда, хотел оставить Мурзика сторожить одинокую Тлалу от возможных посягательств со стороны солдатни, но пес исполнять приказ наотрез отказался. Стоило только Рабиновичу отвернуться, как Мурзик, получавший неоднократно команду «охранять», тут же вставал со своего места и следовал за хозяином. В итоге Сене пришлось уступить настырности пса и взять его с собой.
— Ладно, сейчас мне тебя некогда воспитывать, но вернемся домой, получишь хорошую трепку. Понял? — пообещал верному брату меньшему кинолог и в ответ заработал взгляд, однозначно означавший: «Мели, Емеля, твоя неделя».
Теотнуакан действительно оказался сильно разрушен. Большинство домов пригорода лежали в руинах, и в их останках не светилось ни одного огонька. Достаточно сильно повреждены были и большинство зданий в центральной части Теотнуакана, а вот храмы и, что удивительно, бани, остались нетронутыми. И, насколько можно было заметить издалека, в храмах и примыкавших к ним «монастырях» жизнь шла полным ходом. А над одной из бань Рабинович заметил поднимавшийся в ночное небо светлый дымок
— Это что за здание? — поинтересовался он у проводника, чью роль взял на себя Капелькуаль.
— А это баня, Сеня, — вместо него ответил Попов.
— В каком смысле баня? — не понял кинолог. — Типа наших общих, что ли?
— Не-а, — покачал головой эксперт. — Скорее типа сауны. Там в середине парной лежат раскаленные камни, которые слуги то и дело поливают водой со всякими ароматическими добавками. Ну а потом, пропарившись, можно водой из кувшина окатиться.
— А бассейна там не предусмотрено? — поинтересовался Жомов и, получив отрицательный ответ, горестно вздохнул. — Жаль, а то можно было бы оторваться по полной программе. Что скажешь, Сеня, устроим себе помывку? Веников березовых, правда, тут днем с огнем не найдешь, но что-нибудь придумать можно.
— Сначала Кецалькоатля найдем, — отрезал кинолог.
— Ой, да надоел ты уже вместе с этим змеюкой! — возмутился омоновец. — Что ты за человек такой, и сам не отдыхаешь нормально, и другим отдыхать не даешь?!
— А вот такой я гадкий человек, — огрызнулся Рабинович. — Потому что не хочу, попарившись в баньке, узнать, что нашего мира чьими-то стараниями уже нет.
— Потому что не хочу, попарившись в баньке, узнать, что нашего мира чьими-то стараниями уже нет. Я предпочту чуть-чуть потерпеть, но зато потом в настоящей русской бане с березовыми вениками и пивком оттянуться. Если кто-то хочет чего-то другого, то пожалуйста, может идти. Его никто не держит.
— Ладно, устыдил, — вздохнул Ваня и больше в этот вечер разговор о банях не заводил.
Как это ни казалось банальным, но скрывался от правосудия вождь заговорщиков в одном из храмов, которые ацтеки разрушить не решились. Когда-то на месте храма было небольшое святилище, но один из властителей города, желавший прослыть меценатом, приказал за свой счет выстроить над святилищем большую пирамиду, увенчанную храмом. Святилище замуровали, но потайной ход в него на всякий случай оставили. Вот в этом помещении, укрытом в чреве пирамиды, и проживал Уичаан.
Вождь повстанцев внешне ничем не отличался от виденных ранее российскими милиционерами индейцев. Он был бритоголов и бородат, носил огромное кольцо в носу, одевался в рубашку и штаны, украшенные перьями и драгоценными камнями. Жрец, стоявший рядом с ним, по сравнению с расфуфыренным нарядом Уичаана, выглядел настоящим стоиком, если не сказать — нищим. У дверей тайного убежища вождя повстанцев застыли двое воинов с копьями и щитами, и, кроме них, больше никого в святилище не было.
— От лица всей нации и других просвещенных народов мира хочу поблагодарить вас за спасение пленников, — торжественно произнес Уичаан. — Ваше деяние достойно быть внесено в летопись великих побед, и думаю, что международная организация Красного Креста и Красного Полумесяца отметит вас своими высшими наградами.
— Так, с международными организациями мы сами разберемся. Ты лучше сделай то, что обещал, — потребовал Рабинович и, увидев недоумение на лице вождя, напомнил: — Что ты там за каждого спасенного нам дать собирался?
— Сто бобов какао, — пробормотал Уичаан и тут же поправился: — То есть это сначала я обещал. А потом с почтенным Капелькуалем договорились, что вы получите по драгоценному камню размером с яйцо фазана. Вон, у двери лежит мешок. Можете пересчитать.
— Обойдемся, — ответил Рабинович. — Сначала обсудим дела. Мне говорят, что ваши люди не верят, что Кецалькоатль иногда приходит к вам?
— Это твердят святотатцы и маловерные! — в сердцах заявил жрец. — Я лично разговаривал с богом, и он дал мне вполне четкие инструкции.