— Вот это я понимаю, оружие массового поражения! — изумился тлатоани. — Я, блин, конечно, помню, что вам развлекаться сам разрешил, но зачем же дворец-то так уродовать. Ему еще до Кортеса дожить нужно, да еще чтобы и для археологов чего-нибудь осталось, — и застыл, удивленно потерев лоб. — А кто такие Кортес и археологи?
— Кони в пальто! — заставив ацтека застыть в изумлении, рявкнул в ответ Рабинович, у которого после крика криминалиста всё еще звенело в ушах, и повернулся к Попову. — Андрюша, ты когда-нибудь хоть что-то нормально сделать можешь? На хрена так орать нужно было? Еще что-нибудь такое выкинешь, будешь во дворце торчать, пока мы с Ваней в городе развлекаемся.
— А он просто хочет, чтобы я ему свисток на чайнике эпоксидкой залил, — предположил омоновец, тоже прочищая уши.
— Да забыл я, во что тут мой крик вылиться может, — Андрюша выглядел искренне расстроенным. — Сами меня заболтали, а теперь еще и жалуются.
— Поп, еще чего-нибудь забудешь, я сделаю так, что тебе вообще ни о чем помнить не придется, — пообещал Жомов и хотел было конкретно обрисовать способ, каким именно собирается добиться желаемого результата, но в разговор вмешался Чимальпопоке.
— Так это, значит, ты и есть тот вопящий великан, про которого мне ополченцы говорили? — ткнув в Андрюшу пальцем, удивился тлатоани.
— Так это, значит, ты и есть тот вопящий великан, про которого мне ополченцы говорили? — ткнув в Андрюшу пальцем, удивился тлатоани.
— Ты хоть ко мне не приставай, урод, чтоб тебя раком заклинило на холодной печи! — рявкнул Попов на ацтека, сам поняв, что сказал, но было поздно. В коридор верхом на русской печке въехал Емеля.
— Холодную печь вызывали? — поинтересовался он.
— Сгинь! — завопил на него криминалист.
— Поздно, — покачал головой Емеля. — Сначала заказ надо выполнить.
Не обращая внимания на оторопевших ментов; водитель холодной печи спрыгнул на пол и вразвалочку подошел к впавшему в транс тлатоани. Сграбастав аборигена в охапку, Емеля что есть силы врезал Чимальпопоке по желудку, заставив его принять указанную Поповым позу, а затем закинул на печь и завалил дровами. Ацтек, пораженный до глубины души, даже не пискнул.
— Так, теперь следующее. Что ты там сказал, удавить его надо? — спросил у Попова Емеля, кивнув головой в сторону Чимальпопоке.
— Сгинь, говорю! — взорвался ревом Попов. Те предметы обихода дворцовой обслуги, что еще не были приведены в негодность, от второго Андрюшиного залпа окончательно разрушились. Однако Емеля, стоявший прямо на пути взрывной волны, даже не шелохнулся. Только волосы на голове да рубаха на пузе затрепыхались под звуковой волной.
— Понял, исчезаю, — кивнул головой водитель печи. — Его с собой забирать?
— Нет! — бесновался криминалист. — Сам сгинь, печку забирай, а ацтека поставь на место и приведи в божеский вид.
— Как скажешь, — пожал плечами Емеля.
Затем запрыгнул на печку, смахнул оттуда Чимальпопоке вместе с дровами и, развернув свое транспортное средство, скрылся в неизвестном направлении. Менты так и не сдвинулись с места, пока тлатоани не застонал и не начал барахтаться под поленницей. Выстрелив в сторону криминалиста испепеляющими взглядами, Жомов с Сеней бросились спасать Чимальпопоке и, выкопав его из-под кучи дров, удивленно застыли — вождь ацтеков и правитель Теночтитлана был плотно упакован в саван.
— Это что за хрень? — оторопел омоновец.
— Ну так Андрюша же просил, чтобы Чимальпопоке в божеский вид привели, вот и получайте. Наверное, именно так пред богом и предстают, — меланхолично пояснил Рабинович, а потом заорал на криминалиста: — Поп, еще раз какую-нибудь ерунду ляпнешь, честное слово, отрежу язык и местным собакам скормлю. Мой Мурзик такую дрянь есть точно не станет!
Может быть, Андрюша и мог бы что-нибудь возразить на подобное спорное утверждение друга, но благоразумно решил промолчать. Всё-таки бед он натворил уже немало и, осознавая, насколько реальна была перспектива остаться во дворце в одиночестве, рта не открывал. Да еще неизвестно, как поведет себя Чимальпопоке, когда его, наконец, выковыряют из савана и поставят на ноги! Может быть, справедливо расстроенный явно не королевским обращением тлатоани обидится на ментов и, не дожидаясь пришествия Уицилопочтли, пойдет на них войной. Не один, конечно, а вместе с армией. Которая, кстати, не преминула появиться, обеспокоенная за оставшегося во дворце во время «землетрясения» вождя. Увидев, что странные пришельцы что-то непотребное с этим самым вождем вытворяют, солдаты опустили копья и поперли в атаку на ментов.
— Стоять! Смирно! — заорал на них Чимальпопоке, голову которого к этому времени Сеня успел освободить. — Разойдись по постам. Дворец оцепить и до моего особого распоряжения никого не впускать и никого не выпускать из него, — а затем повернул лысую татуированную черепушку к насторожившимся ментам. — Превентивная мера.
— Превентивная мера. Не нужно, чтобы меня кто-нибудь в таком виде узрел. Мысли нехорошие подчиненным в голову могут полезть.
Еще пару минут потребовалось доблестным сотрудникам российской милиции, чтобы распутать вождя ацтеков, запакованного ничуть не хуже египетской мумии. Причем в этой операции принимали участие не только Жомов с Рабиновичем, но и Горыныч с Мурзиком. Последнего, впрочем, Сеня быстро отогнал к Попову, застывшему в позе раскаивающегося грешника, да и Ахтармерза чуть позже отправил туда же. А когда еще и Чимальпопоке принялся давать советы, как его вытащить из савана, Рабинович, уже замученный этим своеобразным гордиевым узлом, едва лично не придушил тлатоани теми кусками савана, которые к тому моменту удалось от ацтека отделить. Спас положение Жомов, слегка тюкнув Чимальпопоке по темечку.