— А что будет, если дать вселенной эльфов взорваться? — с надеждой в голосе поинтересовался Попов.
— Вот это я понимаю, реакция на изменение ситуации! — обрадовался тлатоани, а затем пожал плечами.
— То же самое. Эльфы слишком долго распоряжались вашим миром.
— И какой тогда смысл нам что-то менять? — Теперь в голосе Андрюши звучало отчаяние.
— А я вам объясню, — радуясь неизвестно чему, проговорил ацтек. — Независимая группа молодых эльфийских ученых в корне не согласна с выводами своих старших коллег. Молодежь считает, что старики слишком срослись с понятием, что Оберон — это Эльфабад, и наоборот. По их вычислениям, получается, что энергия расширения зациклена не на всей вселенной, а лишь на ее правителе. И, устранив Оберона от власти, коллапс удастся предотвратить. И это — единственный шанс!..
— Складно поешь, фраерок, — неожиданно для всех произнес Сеня. — А скажи-ка мне, откуда тебе, местному дикарю, такие тонкости происходящего известны?
Чимальпопоке рассмеялся. И это еще ласково сказано!
— Вот это я понимаю, осторожность, — наконец проговорил он, чувствуя, что ментов начинает злить его гогот. — С Уицилопочтли связался один из этих эльфов-радикалов. Он и объяснил моему богу ситуацию. Он же и передал, кого именно стоит ждать. Подробнее узнаете у самого Уицилопочтли, когда он появится. А пока можете отдыхать, развлекаться и делать всё, что вам вздумается.
А пока можете отдыхать, развлекаться и делать всё, что вам вздумается. До завтрашнего вечера больше никто и ни в чем убеждать вас не станет. А там решите сами.
— И еще один вопрос, — не успокоился криминалист. — Объясни-ка, откуда эльфы могли знать, что мы именно это место выберем для отдыха?
— Да не знаю же, говорю! — снова загоготал громогласный ацтек. — Прибудет завтра Уицилопочтли, у него и спросите… Так вы будете есть-пить, или мне слуг позвать, чтобы всё это выкинули на фиг?..
В любое другое время подобный вопрос в отношении троих российских милиционеров ни у единого существа даже возникнуть бы не мог. Ну а если бы его кто-нибудь и задал, то в ответ услышал бы то же самое, что и Кролик от Винни-Пуха: «Как, а разве у тебя еще что-нибудь есть?» Вот только сейчас, в свете фактов, недавно изложенных Чимальпопоке, и аппетит, и желание выпить у путешественников как жомовским кулаком отбило. Ну а поскольку Ваня сам себе отбивать ничего не собирался, то он был единственным, кто с удвоенной энергией налег на еду и сердито сплюнул, когда наглотался из кувшина, вместо вина, какого-то фруктового сока.
— Так, блин, я не понял?! — возмущенно завопил он, глядя на тлатоани. — Нормальной выпивки тут нет, что ли? Ты еще, может быть, верблюжьего молока мне предложишь?
— Ага. Верблюжьего молока в клизме, и побольше! — язвительно предложил Сеня, Попов фыркнул, а омоновец начал наливаться кровью. Не в том смысле, что кровь стал пить, а просто покраснел.
— Верблюжье молоко в клизме? И что, от этого кайф есть? А кто такой верблюд? — слепил три вопроса в один Чимальпопоке, внимательно наблюдавший за всем, что делают его гости.
— А Ваня у нас от любого содержимого клизмы кайф получает, главное, чтобы сам приборчик побольше размером был, — заверил правителя ацтеков Рабинович.
— Так я сейчас распоряжусь самую большую клизму сюда принести, — пообещал Чимальпопоке и взмахнул руками, явно собираясь хлопнуть в ладоши, но Жомов оказался быстрее. Прежде чем тлатоани успел свести ладони вместе, их развела в разные стороны дубинка омоновца.
— Ты чего дерешься, блин?! — оторопел ацтек.
— А он у нас не любит, когда в ладоши хлопают, — и тут нашелся Сеня. — Он на концертах часто дежурит, вот уже и начал любые аплодисменты ненавидеть.
Попов уже заржал в голос, и несчастный Ваня впал в ступор. Не мог решить, ответить как-нибудь на издевательства Рабиновича, объяснить Чимальпопоке, что он думает о нем самом и о предлагаемых столь любезно клизмах, или просто дать Попову по ушам, чтобы не ржал как сивый мерин. В итоге, поскольку велеречивостью омоновец не отличался, он всё-таки выбрал последний вариант. Попов поперхнулся смехом и пнул Жомова по щиколотке.
— Охренел совсем, бык педальный? — удивился Андрей. — Я-то тебе чего сделал?
— Смеяться не надо, когда товарищу плохо, — пояснил Ваня.
— А мы сейчас тебе клизму сделаем, и сразу лучше станет. Помрешь от кайфа, — пообещал Рабинович. И тут Жомов уже не выдержал.
— Сеня, блин, еще раз про эту проклятую клизму хоть слово скажешь, я тебе точно клюв набок сверну, как Лориэль не раз обещал! — рявкнул омоновец. — Задолбал, блин, со своей простотой.
— А Мурзик лишит твою Ленку последнего шанса стать матерью, — спокойно пообещал Сеня.
— Это как? — не понял Ваня.
— Детородные органы у тебя откусит, — объяснил Рабинович, и пес под столом сердито фыркнул, видимо, категорически отказываясь выполнять подобные действия.
Впрочем, необходимости в них и не возникло бы, поскольку даже представить Жомова с Рабиновичем дерущимися было трудно, не говоря уж о том, чтобы думать, будто они могут дойти до членовредительства.
И Ваня первым решил проявить благоразумие и замять обсуждение этой бессмысленной темы. Вместо того чтобы спорить с Рабиновичем, кто кому больше вреда может нанести, словно два дошколенка в песочнице, омоновец наехал на Чимальпопоке, требуя от того выпивки. Причем не в какой-нибудь идиотской клизме, а в нормальной емкости, из которой пульке можно было бы употреблять привычным для любого нормального милиционера способом. Тлатоани удивился обычаям гостей, но спорить с ними не стал. Он уже было собирался хлопнуть в ладоши, вызывая слуг, но, вспомнив о нелюбви Жомова к аплодисментам, просто крикнул, веля принести пульке в кувшинах.
Пока это распоряжение выполнялось, путешественники всё же решили последовать примеру омоновца и немного подкрепиться.