— Скорее уж в психушку, — буркнул себе под нос Сеня, а вслух сказал: — Ты по этому поводу завтра с Уицилопочтли проконсультируйся, — и взял девушку за руку. — Пошли с нами. И соком тебя напоим, и отдохнешь спокойно от пережитого.
— Ой, спасибо. Прямо не знаю, что бы я без вас делала! — залопотала та. — Кстати, как вас зовут, мои спасители?
— Я Сеня. Этот здоровяк — Иван. А вон тот пухленький крикун — Андрей, — представил всех кинолог.
— Ой, какие у вас имена странные! — восхитилась красавица. — А меня Тласолтеотл зовут, и я богиня.
— Ни хрена себе! И она еще говорит, что у нас имена странные, — фыркнул Жомов. Сеня сердито покосился на него, но омоновец сделал вид, что недовольных взглядов в свою сторону не замечает.
— Ты его извини, он у нас грубоват немного, — пояснил девушке Рабинович. — Трудное детство, деревянные игрушки, систематическое недоедание…
— Да ничего! — улыбнулась богиня. — Мне иногда даже нравятся грубые мужчины.
Попов тут же фыркнул, а Рабиновича перекосило. Естественно, конкуренции с этой стороны кинолог не ожидал, поскольку Ваня числился примерным семьянином. Жомов и подтвердил это, снова сделав вид, что ничего не слышал, а Сеня немедленно сменил тему.
— А имя у тебя действительно слишком длинное, — завил он, придерживая девушку за локоток. — Может быть, мы тебя будем Тлатой или Тласой, а лучше всего Тлалой называть?
— А они всё по-своему сокращают, — неожиданно подал голос Горыныч, явно обиженный тем, что его среди прочих богине не представили. — Меня вон Ахтармерз Гварнарытус зовут, так вы не представляете, во что они мое имя превратили…
— Ой, а что это у вас такое? Оно говорящее? — Тласолтеотл протянула руку, пытаясь потрогать Горыныча, сидевшего на плече Попова. Тот пискнул и юркнул вниз, вцепившись зубами крайних голов в ремень.
— Сама ты оно, — обиженно заявил он и принялся увеличиваться в размерах.
Неизвестно, чем бы эта трансформация Ахтармерза закончилась для поповского ремня и его же фирменных штанов, но Ваня Жомов успел подхватить обиженного третьеклассника и цыкнул на него, призывая к порядку. Ахтармерз, видимо, не желавший получать по ушам, тут же вернулся в нормальное состояние, а Рабинович, расстреляв его взглядом, вновь улыбнулся девице.
— Ну так что с моим предложением? — переспросил он.
— Мне больше нравится Тлала, — секунду подумав, заявила она.
На сем вопрос с именами и был исчерпан. Зато возникли другие. И в первую очередь у Андрюши Попова. Едва добравшись до резиденции ментов во дворце Чимальпопоке, девушка тут же попросила дать ей пару минут, чтобы привести себя в порядок, а в это время криминалист накинулся на Рабиновича.
— Так, Сеня, я не понял, тебе она зачем понадобилась? — недовольно поинтересовался он. — У нас что, своих проблем мало?
— Умному попу только «а» скажи, а он уже знает, в чем ты грешен. Вот только к нашему Попу эта поговорка явно не относится, — фыркнул кинолог. — Андрюша, если ты так же туп, как кабан, на которого ты похож, напомню, что эта девушка — богиня.
И если мы всё же собираемся хоть что-то в этом мире делать, кто нам лучше поможет Кецалькоатля найти, чем такой же небожитель, как он сам?
— Так, значит, мы всё-таки идем этого хрена пернатого искать? — не дав Попову ответить на оскорбление, поинтересовался омоновец.
— Ваня, нам всё равно это сделать придется, — горестно вздохнув, ответил Рабинович. — В любом случае, встретиться с Обероном нам нужно. А для того, чтобы попасть в Эльфабад, нам нужен Кецалькоатль. Вот и всё. Возражения по этому вопросу больше не принимаются!
Спорить с кинологом никто не стал. То ли день выдался длинный и все устали, то ли действительно возразить ни последнюю фразу Рабиновича ничего не могли, история об этом умалчивает. А упоминает она о том, что Попов обрадовался, когда, несмотря на поздний час, Сеня вызвал слуг и приказал накрыть стол для гостьи. И для всех остальных, разумеется.
Никому неизвестно, что именно Тлала сделала с собой, находясь в другой комнате, но когда появилась оттуда, то показалась Сене вдвое краше, чем была раньше. В общем, Рабинович в очередной раз влюбился. И будь девушка не богиней, а обычной горожанкой, он всё равно нашел бы повод, чтобы взять ее с собой. Теперь оставался невыясненным только один вопрос: а захочет ли Тлала сама пойти с путешественниками? Впрочем, это уже только от красноречия Рабиновича зависело. И Сеня постарался. Всё то время, которое они потратили на ужин, кинолог сыпал перлами красноречия, извращался в остроумии и потешал гостью баснями из ментовской жизни. Все остальные в беседе участия почти не принимали. Попов спешил набить пузо, Жомов успевал выпить дозу Сениной пульке, пока тот, забыв о выпивке, кокетничал с дамой, а Горыныч завалился спать, поскольку молодым существам его возраста засиживаться так поздно за столом не полагается.
И лишь один Мурзик не сводил с Тлалы настороженного взгляда. Что, собственно говоря, и полагалось ему по штату. Во-первых, пес он сторожевой и бдительность проявлять всегда должен. А во-вторых, даже Попов знал, как неприязненно относится Мурзик к новым пассиям своего хозяина, и в его пристальном внимании к невесть откуда взявшейся богине ничего удивительного не было. В общем, все развлекались по-своему, и когда девушка начала откровенно зевать — видимо, богам и богиням тоже иногда спать полагается, — никто не удивился, что Сеня предложил ей для ночлега свою комнату, а сам устроился на кушетке в гостиной.