— А то тебе драки на берегу не хватило, — огрызнулся мой Сеня, усаживаясь на скамью. — Дай хоть поесть спокойно, а потом уж ищи, к чему придраться.
— Как скажете, гражданин начальник, — покорно согласился омоновец. — Что пить будем?
— Воду, — отрезал Рабинович.
— Это с какого перепугу? — удивился Жомов. — Ладно, я понимаю, ты прошлые разы оторваться не давал, потому как мы на задании были. Теперь нам что выпить мешает, когда мы в отпуске?
— Так еще неизвестно, чем этот отпуск обернется, — покачал головой мой хозяин, но, когда к Жомову присоединился и Попов, был вынужден уступить. — Ладно, выпьем чего-нибудь. Только до поросячьего визга не напиваться. Нам еще ночлег искать!
Решив, что сказанного вполне достаточно, Сеня повертел головой в поисках кого-нибудь, кто должен был нас обслужить. Не найдя ни одной подходящей на роль официанта личности, мой хозяин уже собрался гаркнуть во всё горло, подзывая к столику кого-нибудь из обслуживающего персонала, но я в этот момент заметил направлявшегося к нам довольно толстого типа в белом балахоне и тихо зарычал, указывая Рабиновичу направление, куда следует смотреть.
— Добрый день, почтенные жрецы. Рад, что вы посетили мое заведение, поскольку лучшей кукурузной каши, маисовых лепешек и пульке вы нигде в округе не найдете, — скороговоркой затараторил хозяин заведения. — Меня зовут Капелькуаль, и я всегда к вашим услугам. У меня вы можете купить всё по самым дешевым в Теночтитлане ценам, а также заказать пищу на дом. Я со скидкой сдаю комнаты гостям и…
— Спасибо, всё ясно, — остановил его болтовню Рабинович. — Принеси, почтенный, нам что-нибудь поесть и выпить, на твое усмотрение. Только тащи всё самое лучшее. Ясно? И кстати, а с чего ты решил, что мы жрецы?
— Так в таких необычных одеждах только жрецы могут ходить, — расплылся в улыбке Капелькуаль. — А разве вы не жрецы?
— Жрецы, — кивнул головой Ваня. — Особенно вот этот, — он кивнул головой в сторону Попова. — Столько жрет, что годовалый кабан от зависти удавится!
— Ха-ха! Рад, что у моих почтенных гостей хорошее чувство юмора, — прежде чем Андрей успел открыть рот, опять залопотал трактирщик. — Кстати, если хотите повеселиться, за отдельную плату могу пригласить сюда нескольких певцов и танцовщиц, чтобы они бодрой музыкой и плавными движениями усладили ваш слух и зрение, ибо…
— Не надо нам никого, — отрезал Жомов. — Неси выпивку и еду. А потом мы сами решим, что делать дальше.
На лице моего Сени было написано такое откровенное сожаление по поводу излишне поспешного отказа Жомова от услуг танцовщиц, что мне, честное слово, стало жалко хозяина. Впрочем, Рабинович свое всегда возьмет, и уж лучше совсем без танцовщиц, чем очередная Ровена-Ингвина-Немертея на его голову. Будет потом, когда мы домой вернемся, сохнуть целыми сутками и на свои обязанности по уходу за мной сквозь пальцы смотреть. Впрочем, на муки моего Рабиновича, кроме меня, похоже, внимания никто не обратил. Ваня плотоядно осматривался по сторонам, то ли ища повод для драки, то ли глядя, кого и за что можно арестовать, а Попов с увлечением рассматривал настенную роспись. Я даже поразился, как сильно здешняя атмосфера на нашего криминалиста повлияла. В любой другой обстановке Андрюша сейчас от запахов, которые он лишь чуть хуже меня различает, слюной бы исходил, а его бездонный желудок уже бы и арию Мясной Отбивной из оперы «Комплексные Обеды» исполнил, а тут Попов даже про голод забыл.
В любой другой обстановке Андрюша сейчас от запахов, которые он лишь чуть хуже меня различает, слюной бы исходил, а его бездонный желудок уже бы и арию Мясной Отбивной из оперы «Комплексные Обеды» исполнил, а тут Попов даже про голод забыл.
Если честно, я попытался понять, чем же мезоамериканская культура так поразила моего сослуживца, но ничего впечатляющего в ней не нашел. Конечно, дома они строят добротно и одеваются живописно, но и хороших домов у нас в стране в избытке, и кучу живописных одежд на любом проспекте увидеть можно. Может, конечно, я чего-то не понимаю, но по мне Мезоамерика ничуть не более культурной, чем Древняя Греция, выглядит. А вот по поводу последней Попов восторгов почему-то никаких не высказывал. Напротив, вечно чем-то недоволен был.
Пока трактирщик, или как он тут назывался, организовывал нам ужин, Горыныч, изрядно измученный своим маскировочным костюмом, попытался избавиться от перьев. Но мой Сеня, хоть и загрустивший из-за невозможности лицезрения местного «тодеса», бдительности не потерял. Цыкнув на трехглавого мятежника, он призвал его к порядку, пригрозив лишить до конца путешествия возможности тоннами поглощать любимое лакомство — местных насекомых. Я хоть и не знаю, каким образом Сеня собирался выполнить свою угрозу — все три пасти Горынычу, что ли, здешним аналогом цемента залепить? — но летающую грозу тараканов, клопов и пауков этим обещанием напугал. Ахтармерз, что-то проворчав по поводу расовой дискриминации, наиболее распространенной среди гуманоидных видов, маскировку свою оставил в неприкосновенности.
— Слушай, ты, горелка газовая, — услышав последнюю фразу Горыныча, обиделся Жомов. — Еще раз нас гуманоидами обзовешь, будешь огонь вместо трех одной дыркой выделять. Той, что у тебя с кормы!