В общем, Сеня ушел хвостом — или чем там люди это делают? — перед девушкой крутить, а я с этими двумя олухами остался. Вот тут-то всё и началось! Не успели мы на пару десятков метров отойти, как увидели на лавочке спящего мужика. То есть это практиканты увидели, а я давно его чуял. И знал, что не просто так он на лавочке спит, а отдыхает после честно выпитого литра. А два практиканта задумчиво застыли у кустов, метрах в трех от лавочки.
— Мужик-то спит, — констатировал первый.
— А может быть, ему плохо? — вынес предположение второй.
— С такими рожами людям плохо не бывает, — отрезал его напарник.
— И действительно, рожа у него, как у нас на Доске почета, — согласился второй.
— А может быть, его милиция разыскивает, потому он тут и спит? На людях появляться не хочет? — предположил его коллега.
Ну, конечно! Спальное место на скамейке в парке — это самое укромное место для скрывающегося преступника. Тогда уж профессиональный рецидивист в качестве логова должен остановку напротив нашего отдела выбрать. Если туда таких идиотов набирать начнут, то точно ни одного преступника поймать не удастся!..
— Интересно, а как сделать, чтобы пес замолчал? — послушав мою тираду, спросил второй у напарника. — Он же нам преступника спугнуть может.
— Попробуй ему колбасы дать, — предложил тот. Его друг сосредоточенно порылся в карманах.
— У меня только кусок булки с сосиской остался, — сообщил он после тщательных поисков.
— Вот его и отдай! — последовал приказ.
Я чуть в голос не взвыл. Особенно тогда, когда обладатель бесценного куска булки с сосиской попытался ею меня накормить. Сначала он эту булку мне под нос совал, затем, когда сообразил, что я в наморднике, попытался ее через прутья просунуть, а когда я издевательств не выдержал и зарычал, так он, баран, всю эту кашу, которая от булки с сосиской осталась, себе в рот запихал. И действительно, не пропадать же добру?! Был бы я без намордника, точно бы плюнул на приличия и его за ногу укусил.
— Видишь, не ест, но молчит. Значит, ему запаха хватило, — прожевав то, что осталось от булки, сообщил второй своему другу. — Как брать подозреваемого будем?
— Давай ты его окружишь, а я спугну, — разработал тот гениальный план. — А когда он к тебе побежит, я пса спущу. Мужик напугается, и ты его схватишь.
— А как я его окружу, когда я один? — удивился второй. — Может быть, лучше за старшим сержантом сходим?
— Давай. Ты беги к нему, а я с псом тут посторожу, чтобы бандит не убежал, — согласился первый. — Только ты быстрей шевелись!
Единственная здравая мысль за всё время! Нет, конечно, можно было просто пьянчужку оставить лежать на скамейке и уйти или наряд по рации вызвать, но в таком случае я бы точно взбесился, пока терпел общество этих идиотов. Ну а так, Сеня, конечно, был не в восторге от того, что его ухаживаниям помешали, и последними словами практикантов накрыл, но хоть меня от их общества избавил.
А вам я это рассказал, чтобы вы не думали, будто я не понимаю, как тяжело с дураками общаться. Тем временем, пока я вам тут о своей тяжелой службе рассказывал, Сеня с Жомовым кое-как закончили обучение аборигенов и попытались начать игру. Первые-то паpa подач еще с горем пополам получились, а затем кто-то из ацтеков, забыв о том, как по мячу бить надо, повторил тот же самый трюк, который проделал в начале обучения. То есть схватил каучуковый шар и со всего маху врезался головой в сетку. Остальные этот почин с радостными воплями поддержали и устроили под сеткой кучу малу.
В этот раз Жомов с моим хозяином игроков уже не растаскивали. Осознав, что наблюдать игру в волейбол по правилам они сегодня не смогут, Сеня с омоновцем просто от души оторвались, отдубасив всех тех аборигенов, кто еще был в состоянии шевелиться. А затем, плюнув на неудавшийся матч, вернулись в свои покои.
— Не пойму я, — задумчиво заявил Горыныч по дороге домой. — Если у вас, гуманоидов, даже спорт в мордобитие превращается, зачем тогда игры выдумывать? Вышли бы просто и дрались, пока сил хватит.
— Молчал бы лучше, говорильник огнедышащий, — буркнул Жомов, разочарованный тем, что матч так и не состоялся. — У нас вся жизнь — сплошное мордобитие. Начиная от дня рождения и кончая похоронами.
— А ты и на своих похоронах драться будешь? — язвительно поинтересовался Попов.
— Доведут — буду! — уверенно заявил Ваня. И на этом вопрос был исчерпан, поскольку все понимали, что Жомов именно так и сделает. И даже не посмотрит на то, что белые тапочки кровью измазать может.
Наверх, в свои апартаменты, все поднимались в мрачном настроении. Ну, Сеню с Поповым я прекрасно понимал. Андрюша сожалел о том, что не удалось до отказа набить желудок, и горевал от того, что вся еда уже остыла или была разворована слугами, а мой хозяин и вовсе никогда не радовался, если что-то задуманное не получалось. Ну а Ване-то чего не хватало? У него же две радости в жизни — выпить и морду кому-нибудь набить. И то и другое ему сегодня удалось, так чего же грустить? Вот этого я и не понимал, а подумав, решил, что Жомов, скорее всего, более тонкая натура, чем мне представлялось раньше. Есть у него и третье любимое занятие: омоновец еще и пострелять никогда не откажется. Вот этого сегодня сделать не удалось, а оттого и грустил Ваня. Однако у самых дверей я понял, что еще не всё для Жомова потеряно. В нашей комнате кто-то был. И этот «кто-то» пах не так, как здешние аборигены! Едва слышно зарычав, я замер. Сеня встрепенулся.