— Но как? — не унимался трактирщик.
— Похоже, план у меня есть, — задумчиво проговорил Сеня. — Слушайте сюда…
Весь остаток вечера ушел на обсуждение предложения Рабиновича. Аборигены посчитали его невероятным, но именно поэтому имеющим шанс на успех. Кецалькоатль, напротив, пришел от Сениного плана в восторг и живо принял участие в обсуждении, надеясь здорово повеселиться на завтрашней казни Попова. Жомов же предложение Рабиновича раскритиковал, но поскольку сам ничего лучшего предложить не смог, принялся уточнять детали и продумывать возможные осложнения. И лишь ближе к полуночи обсуждение решили прекратить, согласившись, что большего к плану добавить уже не получится.
— Главное, чтобы каждый в точности выполнил свою задачу, и всё у нас будет хорошо! — подвел итог Сеня и первым отправился спать, а за ним угомонились и остальные.
Поначалу Жомов хотел, чтобы все члены «группы спасения» по очереди несли вахту, но Сеня установить дежурство помешал. Во-первых, считал, что завтра все нужны будут хорошо выспавшиеся и готовые ко всему. Во-вторых, вполне справедливо полагал, что искать сегодня их точно не будут, поскольку Уицилопочтли и компания станут ждать их появления на завтрашней казни. Ну и в-третьих, полностью рассчитывал на чутье Мурзика, вполне способного заранее предупредить всех об опасности. Да и Кецалькоатль обещал, что, пока он с ментами, никакое зверье тревожить их ночью не будет. Жомов что-то недовольно пробормотал себе под нос, но настаивать на назначении дежурных не стал, отправившись-таки спать.
Утром Ваня, как обычно, проснулся первым и тут же устроил побудку всем остальным, торопясь идти в город. Однако стремление омоновца остальной частью «спасателей» поддержано не было. Во-первых, до назначенной казни было еще более шести часов, тогда как до города — не более двух часов ходьбы. Во-вторых, бежать куда-то на голодный желудок было глупо, и сначала, прежде чем идти в Теночтитлан, решено было позавтракать той нехитрой снедью, которую вчера принесли с собой и Ачитометль, и Капелькуаль. Ну и в-третьих, дотошный Рабинович хотел, чтобы каждый еще раз повторил, что должен будет делать около храма Уицилопочтли. Впрочем, сейчас эта дотошность была вполне оправдана, поскольку речь шла, ни много ни мало, о жизни Попова.
— Ну что, когда змейка запускать будем? — поинтересовался нетерпеливый омоновец, едва с завтраком было покончено.
— Я уже тысячу раз вас просил не сравнивать меня со своими рептилиями, — возмутился Горыныч, увеличиваясь в размерах. — Если бы мне в школе учителя столько раз задания повторяли, я бы из первого класса никогда бы не вылез.
— То-то я смотрю, ты во втором два года сидел, — хмыкнул Жомов, на что Ахтармерз обиделся еще больше, но не нашелся, что сказать.
— Ваня, хватит ребенка доставать, — урезонил омоновца Рабинович и повернулся к трехглавому летуну. — Ты сколько времени в воздухе можешь находиться?
— Парить могу практически сутки, — ответил Ахтармерз. — А лететь не больше двух часов. Вот только энергии на это много уходит. Боюсь, в Теночтитлане я только один, максимум два залпа дать смогу.
— А большего и не потребуется, — заверил его Рабинович. — Смотри не потеряйся. Без тебя у нас ничего не получится. И помни, пока будешь в воздухе, вспоминай все самые обидные слова, какие только в голову придут. Нам нужно, чтобы ты был настолько большим, насколько это вообще возможно.
— Не волнуйся. Сделаю всё так, как надо, — гордо ответил Ахтармерз.
И только теперь Рабинович согласился с Жомовым, что «змейка запускать» уже можно. Соорудив из Ваниного кителя что-то похожее на гамак, два российских милиционера усадили на него трехглавый самоходный огнемет. А затем, раскачав как следует, подбросили Ахтармерза вверх. Тот подлетел метров на пять, и в первые секунды показалось, что сейчас Горыныч рухнет обратно, но он, бешено замахав крыльями, сначала завис на месте, а затем постепенно начал набирать высоту и, пожелав друзьям удачи, скрылся из вида.
— Забавное он существо, — глядя ему вслед, проговорил Кецалькоатль. — Интересно, почему я не додумался создать таких же?
— Потому что фантазия у тебя бедновата, — объяснил омоновец, и тольтекский бог засмеялся так, будто услышал лучшую в жизни шутку.
— Ой, чувствую, навеселюсь я с вами до упаду, — немного успокоившись, заявил он.
— Только не упади раньше времени, — попросил Ваня и, когда Пернатый Змей снова заржал, покрутил пальцем у виска. — Ну и дурной же бог нам попался!
Собрав остатки нехитрой снеди, «спасатели» готовы были отправиться в путь. Шествие возглавил Капелькуаль, выполнявший роль проводника. Ну а поскольку из-за густоты сельвы идти пришлось цепочкой, замыкал процессию Ачитометль. Мурзику было позволено идти там, где ему вздумается, и пес то и дело скрывался в зарослях, появляясь лишь для того, чтобы проверить, все ли на месте.
К Теотнуакану пробирались осторожно, а не доходя до полей, окружавших город, метров сто, и вовсе остановились. Капелькуаль и Ачитометль ушли вперед, оставив ментов в обществе тольтекского бога. Назад, примерно через час, вернулся один Капелькуаль, притащив с собой увесистый мешок с костюмами жрецов и соответствующими им масками. Кецалькоатлю досталось одеяние жреца Тлалока, Жомову — Мишкоатля, а Рабинович обрядился служителем Шипе-Тотека. Милицейскую форму пришлось оставить, взяв с собой лишь дубинки, спрятанные под одеждами. Но Сеня на этот шаг согласился лишь тогда, когда было найдено дерево с глубоким дуплом, внутри которого и укрылось личное имущество ментов, естественно, тщательно замаскированное.