— А что? Весело получилось, — радостно щелкнул клювом тольтекский бог. — Особенно здорово было, когда ваш друг закричал. Честное слово, лет двести так не веселился.
— Я вот тебе сейчас так повеселюсь, что ты до конца жизни в каске будешь ходить и улыбаться, как та девочка, — пообещал Кецалькоатлю омоновец.
— Какая девочка? А она красивая? А то бы я ее к себе взял! Всегда приятно видеть улыбающееся лицо, — заявил Пернатый Змей.
— Ты что, хочешь сказать, сострил? — отстегивая от пояса дубинку, поинтересовался Жомов.
— Да нет, Вань. Просто он анекдот этот не знает, — остановил друга Попов.
— А-а, — разочарованно протянул омоновец. — Ну пусть пока живет тогда.
Впрочем, разочарованным из-за того, что не удалось набить кому-нибудь морду, Жомов оставался недолго. Дело в том, что отошедшие от шока тольтеки мгновенно принялись грабить имущество бежавшей армии, а по незнанию или по глупости попытались растащить и то, что было в поповской телеге. Андрюша такого не стерпел и начал охаживать «демократизатором» наглецов. Жомов, естественно, в стороне остаться не смог и так разошелся, что его смогли остановить только тогда, когда он перебил чуть ли не половину армии, абсолютно прекратив грабеж в брошенном лагере ацтеков.
— Вы бы, это, успокоили немного своего друга, — опасливо проговорил Уичаан, естественно, возглавлявший атаку мятежников. — Мы всё-таки друзья вам, а он зверствует, будто ацтек в ольмекской деревне.
— Без тебя придумаем, что делать, — урезонил его Рабинович. — А вы в следующий раз будете знать, что есть такое слово «дисциплина».
В общем и целом на наведение порядка в рядах мятежного войска ушло около часа, но зато потом тольтеки стояли ровными рядами перед небольшим холмом, на котором расположилось высшее руководство, и ждали, какие последуют распоряжения на ближайший день. Сеня поначалу хотел прогнать от телеги, возле которой намеревался держать военный совет, Уичаана и его верховного жреца, но те так слезно умоляли позволить им немного побыть рядом с Кецалькоатлем, что Рабинович махнул рукой. Дескать, хрен с ними, так даже проще. Потом не нужно будет бегать и их искать, чтобы сообщить о том, какое решение относительно их судьбы и насчет всех остальных мятежников принято было.
Необходимость воинского совета, не запланированного ранее, объяснялась несколькими причинами. Во-первых, что-то нужно было делать с войском тольтеков, окрыленным первым успехом и явно жаждущим новых побед. Во-вторых, Шипинуаль прицепился к Рабиновичу, как банный лист к заднице, и требовал, чтобы Сеня, раз уж выполнил свою часть поручения Чимальпопоке, объявил официально о временном союзе Уицилопочтли и Кецалькоатля и заявил о том, что Шипинуаль назначается наместником Теотнуакана.
Во-первых, что-то нужно было делать с войском тольтеков, окрыленным первым успехом и явно жаждущим новых побед. Во-вторых, Шипинуаль прицепился к Рабиновичу, как банный лист к заднице, и требовал, чтобы Сеня, раз уж выполнил свою часть поручения Чимальпопоке, объявил официально о временном союзе Уицилопочтли и Кецалькоатля и заявил о том, что Шипинуаль назначается наместником Теотнуакана. Ну и в-третьих, дабы в следующий раз избежать всевозможных осложнений, нужно было подробно объяснить Кецалькоатлю, кто он такой и какая роль ему во всех дальнейших событиях отводится. Не сделав этого ранее, в пещере, кинолог теперь здорово раскаивался и намеревался в дальнейшем подобных ошибок не повторять.
Конечно, обсуждать истинные причины похода в Теотнуакан при Шипинуале и вождях мятежников Рабинович не собирался, но надеялся, что Кецалькоатль и так поймет невысказанное. Кстати, наместник тлатоани и Уичаан смотрели друг на друга, словно два лося, встретившиеся в брачный период. И хотя они стояли один от другого на почтительном расстоянии, Сеня откровенно боялся, как бы эти два антагониста не вцепились друг другу в глотку, поэтому сразу предупредил обоих:
— Говорю первый и последний раз! Никаких склок между ацтеками и тольтеками в моем присутствии чтобы не было! Того, кто начнет первый, лично отделаю дубинкой так, что его потом родная мать не узнает.
— А у меня мамы нет, — буркнул Уичаан.
— Тем лучше, — кивнул Рабинович. — Значит, твой труп опознавать некому будет.
Поначалу с войском тольтеков возникли проблемы. Узнав, что их возлюбленный Кецалькоатль направляется в Теночтитлан, тольтеки потребовали, чтобы их взяли с собой. Неизвестно, то ли они подумали, что их бог решил, наконец, расправиться с ненавистными захватчиками, и горели желанием принять участие в решающей битве, то ли просто хотели лично присутствовать на переговорах Кецалькоатля с Уицилопочтли, но отказаться от путешествия в ацтекскую столицу их заставило только категоричное заявление Пернатого Змея о том, что он навсегда откажет в покровительстве тольтекам, если те продолжат упорствовать.
Тут же возникла вторая проблема. Согласившись не идти маршем в Теночтитлан, мятежники категорически отказались признать над собой власть ацтекского наместника, то бишь Шипинуаля. Дескать, только после того как их верховный бог договорится с Уицилопочтли о мире, они скрепя сердце дадут согласие на присутствие Шипинуаля в Теотнуакане. Да и то лишь при условии, что тот разделит власть над провинцией с Уичааном. Ну а поскольку будущее Теотнуакана вместе с судьбой Шипинуаля Рабиновича мало волновало, он согласился с этим требованием мятежников, несмотря на то что экс-секретарь Чимальпопоке возмущенно требовал иного решения. Спорить с ним кинолог не стал, просто велев заткнуться. На что Шипинуаль заявил, что вместе с ментами вернется в ацтекскую столицу и лично пожалуется на них тлатоани.