— Хоть бы клизму ему поставили. Уж клизмы-то тут знают! — возмущенно закончил свою речь Андрей.
— Да не смотрел его никто, — простонал управляющий, осознавший, за что именно получил по ушам. — Он и так уже помирать собирался, а тут захворал. Кому же надо с умирающим рабом возиться!.. С ним даже остальные невольники не общались. Он тут один-единственный тараск. Даже на нашем языке толком разговаривать не умеет.
— Тебя кто спрашивал? — грозно рыкнул на управляющего Попов. — Вот когда слово защите предоставят, тогда и говорить будешь.
— Может быть, ему еще раз башку снести? — предложил Иван, добровольно взявший на себя должность судебного пристава.
— Извините, уважаемые друзья великого Кецалькоатля, что вмешиваюсь в ваш разговор, но я как представитель грозного Чимальпопоке должен сказать и свое слово, которое данной мне властью будет и словом великого тлатоани, вложенным в мои уста, — встрял в разговор Шипинуаль.
— А если покороче? — поинтересовался Сеня.
— А если покороче, то хочу сказать, что вы абсолютно правы, — чуть заметно поморщился секретарь правителя ацтеков. — Тутвсепорчли, управляющий этой плантацией, допустил преступную халатность. Вверенные ему рабы не являются его собственностью, а принадлежат тлатоани. Следовательно, он проявил небрежность, оставив без внимания достояние Чимальпопоке. За это он, конечно, заслуживает наказания, но поскольку его уже выпороли, если так можно сказать, предлагаю не проявлять чрезмерную жесткость. Думаю, достаточной карой для этого человека будет штраф в сто бобов какао. — Управляющий застонал. — Хау! Я всё сказал.
— Штраф в сто бобов какао?! — оторопел Рабинович. — Ты не охренел, адвокат? Может быть, еще на банку Нескафе его раскрутим?
— Сеня, подожди, — дернув его за рукав, еле слышно пробормотал отходчивый криминалист. — Бобы какао у них тут вместо валюты. Насколько я помню, за сто бобов можно на рынке молодого и здорового раба купить.
— Что же ты, кабан безмозглый, раньше этого не говорил? — возмутился кинолог. — Я бы, прежде чем сюда отправляться, килограмм десять бы им немолотого какао купил.
— Сам ты дятел, — обиделся на «кабана» Попов. — А то ты тут и без какао мало себе нахапаешь.
— Не себе одному, между прочим, — буркнул Сеня, но больше спорить с Андреем не стал, повернувшись к Шипинуалю. — Ладно. Высокий суд принимает предложение адвоката и постановляет подвергнуть подсудимого штрафу в сто бобов какао и условному сроку в один год. Если за тот период подсудимый еще раз совершит подобное деяиние, его самого следует продать в рабство на срок в пять лет.
Тутвсепорчли, ожидавший от страшных российских милиционеров минимум отсечения головы, обрадованно вскочил на ноги и принялся обниматься со своими телохранителями. В общем, инцидент был улажен, и все направились к столу. Попова, на всякий случай, посадили от опального управляющего подальше, но Андрюша, уже свершив справедливое возмездие, успокоился. Тем более что на стол подали огромное количество жареного мяса, вареной кукурузы, маисовых лепешек и каких-то приправ.
Попова, впрочем, ни кукуруза, ни маис не интересовали. Он принялся набивать брюхо мясом, макая его в острые приправы и постоянно жалуясь, что в Мезоамерике нет хлеба.
Алкоголь в виде неизменного пульке и какого-то кисловатого вина к столу тоже был подан. Однако, несмотря на жалобные взгляды омоновца, Рабинович был непоколебим, и пить никому из ментов не позволил. Ну а Горыныч, который тоже присутствовал на трапезе в качестве безмолвной домашней зверюшки, что его уже начинало злить, выпивать и сам бы не стал. Во-первых, потому что маленький еще! А во-вторых, алкоголь на существ из его мира действовал, как пестициды на огородных вредителей.
Пока высокие гости пировали, среди рабов ацтекской фазенды воцарилось немалое оживление. Конечно, все они знали, что старый тараск умирал, и сильно удивились его выздоровлению. То есть не самому выздоровлению, а способу, который к данному результату привел. Увидев, как еще полчаса назад недвижимый старик пулей вылетел из барака, рабы расспросили девчушку и узнали, что один из гостей каким-то неведомым колдовским средством излечил тараска. Ну а когда еще недавно немощный старик пять раз в течение часа бегал в туалет, то рабы посчитали Попова если не праотцом всех ахманов, то по крайней мере самым великим лекарем во всей стране. Вот почему, стоило гостям, сытым и благодушным от свершенного праведного суда, выйти после пиршества из дома управляющего, как рабы с троекратным воплем «Слава отцу всех ах-ма-нов!» бросились Попову в ноги. Андрей, не ожидавший такого оборота, отскочил назад.
— Не понял, блин, — озвучил его изумление омоновец. — Это еще что за пурга тут творится?
— Рабы просят разрешения обратиться к вашему другу, которого считают великим лекарем, — пояснил Шипинуаль.
— Ну и что вам надо? — посмотрел на невольников Попов.
— Излечи! — завопил один из них, протягивая криминалисту трехпалую руку.
— Избавь от мучений! — подхватил другой, показывая спину, покрытую язвами.
— Излей свою благодать! — завыл третий, хлопая себя по абсолютно лысой голове.