В общем, решение двух главных вопросов, как и третьего — в какую именно сторону им следует отправиться, — менты вынуждены были отложить до встречи с Чимальпопоке и его всемогущим покровителем. Сеня по привычке взглянул на часы, чтобы узнать, сколько сейчас времени и почему аудиенция так задерживается, но вспомнив, что в параллельных мирах этот продукт земной технологии не действует, сердито сплюнул. Что привело к непредсказуемым последствиям.
Горыныч, который в это время что-то исследовал под столом, решил, будто плевок предназначался именно ему, и обиделся.
Ну а поскольку этого никто не заметил, то и увеличиваться в размерах Ахтармерзу ни один человек не помешал. Горыныч резко раздулся, перевернув стол. Содержимое стола, в свою очередь, так же резко полетело во все стороны. Преимущественно этими сторонами было то самое место, где сидела богиня.
Тлала вскрикнула, вскочила с кресла и недоуменно уставилась на свое безнадежно испорченное платье. Сеня же почему-то решил, что исправить положение полностью в его силах, и бросился отряхивать платье прямо на девушке. Та отчего-то не поняла этих безобидных жестов, особенно когда руки кинолога случайно коснулись ее груди, и влепила Рабиновичу звонкую затрещину. Сеня застыл, Попов заржал, а Тлала тут же убежала прочь из гостиной. Рабинович гневно повернулся к эксперту.
— И чего ты смешного тут нашел, кабан оскопленный? — прорычал он.
— Ты бы на рожу свою посмотрел, когда пощечину заработал, сам бы заржал, — обиделся на кабана Попов. — И вообще, дятел, я тебя не обзывал.
— А я сейчас тебя и не так обзову! — рявкнул кинолог, и Жомов решил, что пришло время вмешаться.
— Тихо вы, дебоширы! Детский сад тут устроили, — проговорил он, вставая между двумя обозленными друзьями. — С ума, что ли, оба посходили? Еще драку тут затейте, горячие ментовские парни…
— Кхе-кхе, я вижу, у вас тут весело? — раздался голос от входной двери, и Жомов, решив не делать исключений из правил, а заодно и разрядить обстановку, с развороту влепил затрещину говорившему.
Им оказался не кто иной, как полосатый секретарь Чимальпопоке, Шипинуаль. Этот абориген, видимо привыкший куда угодно, кроме личных покоев повелителя, входить без стука, никак не ожидал, что омоновец так сильно не любит отсутствие у гостей хороших манер.
Быть бы крысоподобному аборигену размазанным по стенке, но Ваня в последний момент сдержал руку. Поэтому Шипинуаль оказался лишь слегка контужен и через пару минут смог стоять на ногах. Вот только в комнату входить наотрез отказался.
— Мой повелитель, великий Чимальпопоке, просит вас прибыть в тронный зал, как только вы будете готовы к аудиенции, — сухо заявил он. — Мне поручено вас дождаться и лично препроводить к трону великого вождя ацтеков.
— Иди отсюда. И без тебя дорогу найдем, — отрезал Сеня и закрыл дверь перед носом секретаря.
Затем Рабинович помчался к дверям, за которыми закрылась Тлала, и попытался извиниться за всё. Однако ответом ему были только сдавленные рыдания, и, десять минут безрезультатно проторчав у дверей, Сеня отправился на встречу с правителем ацтеков и верховным божеством этого народа в весьма мрачном настроении. Не улучшило его и то, что, несмотря на приказ Рабиновича, Шипинуаль оказался существом настырным и так и торчал у дверей, пока путешественники из них не вышли.
Все прочие дворцовые слуги, наученные горьким опытом общения с сотрудниками российской милиции, едва завидев шествующую по коридорам процессию, спешили убраться с дороги. И до тронного зала путешественники добрались без дальнейших приключений. Правда, все, включая Ахтармерза, с которым еще не успели провести воспитательную работу, пребывали в крайне мрачном настроении, но Чимальпопоке этого, кажется, не заметил.
— Вот это я понимаю, оперативность! — воскликнул он, едва завидев гостей. — Я-то думал, вы раньше чем через час не придете, поэтому и послал заранее Шипинуаля, — и лишь теперь заметил на щеках Рабиновича и своего секретаря следы оплеух. — Вы чего, подрались, что ли?
— В некотором роде, — сухо ответил Сеня. — И научи его впредь без стука в дверь не входить.
— Вот это я понимаю, темперамент! — выдал свою любимую присказку правитель ацтеков. — Впрочем, за то, что он поднял на вас руку, могу приказать его зажарить. Или сердце из груди вырвать, как вам будет угодно.
— Никаких наказаний не нужно, — прежде чем Шипинуаль успел открыть рот, торопливо проговорил Сеня. — Всё уже улажено.
— Вот это я понимаю, милосердие! — восхитился Чимальпопоке. — Впрочем, рад вашему решению. Я еще собирался этого слугу какое-то время использовать. Он, знаете ли, бывает иной раз весьма полезен.
— Вот и используй его, сколько влезет, — великодушно разрешил кинолог, окидывая взглядом жрецов, торчащих столбами у трона тлатоани. — Кстати, а где Уицилопочтли? Насколько я понимаю, здесь всё те же лица.
— Вот это я понимаю, наблюдательность, — воскликнул Чимальпопоке и, поймав тяжелый взгляд омоновца, выставил руки ладонями вперед. — Всё-всё. Я помню, вам эта фраза не нравится. Постараюсь сдерживать себя. А великий бог будет с минуты на минуту. Он попросил меня, чтобы я привел вас в его святилище наверху дворца. Вход посторонним туда обычно строжайше воспрещен, но вам такая честь оказана. Пойдемте со мной, — тлатоани стремительно поднялся с трона и обернулся в сторону жрецов. — Вам всем оставаться здесь!