— Да нет. Дышит вроде, — разогнувшись, пожал плечами Ваня.
— А чего тогда переживаешь? — поинтересовался у друга мой хозяин.
— Да я и не переживаю, — ответил омоновец. — Только странно как-то всё.
Мне всё казалось странным еще до того, как мы в Мезоамерике оказались. И в первую очередь, что Оберон со своими дурацкими предложениями именно к нам прицепился. Конечно, наших достоинств я не преуменьшаю — всё-таки побывали мы во многих местах, поработали на славу; вселенную, опять же, спасли — но разве мало других искателей приключений? Вооружи их нашими «демократизаторами» и заставь по параллельным мирам бегать, так дров наломают ничуть не хуже, чем мы. В общем, повелитель эльфов вел себя странно. А вот поведение аборигена как раз странным и не казалось.
Ну, посудите сами, невесть откуда появляются три человека, одетые, по местным меркам, как пугала огородные, проявляют непочтительность аж к самому Второму помощнику и, что хуже всего, начинают драться. От этого у кого хочешь сердце может остановиться! Впрочем, как выяснилось чуть позже, всё было совсем не так.
Несколько секунд трое моих соратников стояли над поверженным аборигеном, задумчиво глядя на него сверху вниз. Первую помощь, конечно, оказывать все трое были обучены, но, судя по глазам, сомневались, стоит ли это делать. Мало ли что придет в голову очнувшемуся бедолаге. Вдруг придется его второй раз по башке лупить? А у него, может быть, врожденный порок сердца или еще какая-нибудь медицинская гадость? Кто отвечать за физические увечья будет?
— Слушайте, мужики, а может быть, это всё подстроено? — вынес робкое предположение Попов и, когда двое других ментов удивленно повернулись к нему, пояснил: — Ну, может быть, это услуги такие. Тебе же, Ваня, обещали, что ты подраться сможешь? Вот для того, чтобы ты ненароком местное население не перебил, им и приказали падать после первого же удара.
— Я тогда прямо с первого раза со всей дури бить и начну, — пообещал омоновец и слегка ткнул бородача ногой. — А ну-ка вставай, клоун.
Тот не пошевелился.
— В одном, Ваня, ты прав, — отодвигая Жомова в сторону, согласился с ним мой хозяин. — Чудика этого в чувства привести придется. Дорогу-то к ближайшему городу узнать надо.
Рабинович, как всегда, смотрел в корень. Ну не устаю я поражаться практичности моего Сени. Просто так, видите ли, приводить в чувство человека он не торопится. А вот когда ему от этого человека что-нибудь надо, особенно в целях экономии денег, сил, времени или труда, он и мертвого заставит петь псалмы на собственных похоронах. Полностью подтверждая эту мою формулировку, Рабинович нашел на обочине бурдюк с водой и выплеснул часть содержимого на физиономию аборигена. Тот открыл глаза, и я, как находившийся к ним ближе всего, первым заметил в этих зенках неприкрытый ужас. А абориген, с воплем вскочив на ноги, тут же бухнулся на колени и принялся стучаться лбом о каменное покрытие дороги, прямо возле берцов омоновца.
— А ну, стоп! — рявкнул на него Ваня. — Ты что это тут вытворяешь?
— Прости, о великий Мишкоатль! Не узнал тебя сдуру, родимого, — завопил в ответ бородач и с удвоенной энергией принялся стучаться лбом о камень.
— Как ты меня назвал? — оторопел Жомов, не зная, обидеться на психа или просто стукнуть ему дубинкой по башке. Последний раз. И пусть за последствия Оберон отвечает… Такие чувства, по крайней мере, я смог на физиономии омоновца разобрать.
— Мишкоатль он тебя назвал, — вместо татуированного безумца ответил Попов. — Некоторые народы Мезоамерики так бога планеты Венера называли. Считалось, что ему подчиняются змеи. Только вот не пойму, ты тут при чем?
— Как при чем, блин, е-мое, туды вас в качель? — не переставая долбиться лбом, завопил абориген. Звук его голоса получился вибрирующим, как с изжеванной безмозглым котом магнитофонной кассеты. — У бога в руках черная змея была, и она меня укусила. Теперь я на четвергом небе, небе Венеры. Только вот не знал я, что у богов кожа такого странного цвета. Почти как выбеленное льняное полотно, прости меня, господи!
— Это не змея, а дубинка, идиот! — обиделся за «демократизатор» Жомов и хотел добавить что-то еще, но мой Сеня одернул его.
— Ты бы лучше помалкивал, Мишкоатль в погонах, — рыкнул Рабинович на омоновца. — Тебе разве плохо будет от того, если нас тут богами начнут считать?
— И ничего удивительного в этом нет, — встрял в разговор Андрюша. — У них тут, между прочим, почти каждый правитель после смерти в ранг бога возводится…
— Нет, спасибо! — осадил и его мой Сеня, поглядывая за тем, как реагирует на их разговор коленопреклоненный абориген. — Я уж лучше при жизни богом побуду.
В общем, переубеждать испуганного второго помощника в том, что они не боги, мои менты не стали. Всё-таки у нас в этом мире в некотором роде был божественный статус. Если, конечно, считать за таковой карт-бланш, выданный нам Обероном. Правда, такое решение вылилось нам в то, что мы никак не могли поднять с колен перепуганного аборигена. Даже когда Ваня оторвал его от земли и приподнял в воздух, бородач продолжал оставаться в согбенном состоянии и, зависая над дорогой, всё-таки упорно отвешивал поклоны. Пришлось на него гавкнуть от души, и только тогда Второй помощник перестал дергаться и попросил поставить его на землю.