Этот значок должен был дать мне понятие, какого рода будет у нас девичник. Иногда я в самом деле сильно торможу. Я оделась в черные джинсы, ботинки до колен и малиновую блузку. Прическа была подстать наряду — черные кудри до плеч, падающие на красную одежду. Мои темно-карие, почти черные глаза были под цвет волосам. Только кожа выпадала из ансамбля, слишком бледная — тевтонская белизна на латинской смуглости. Очень давний мой любовник когда-то назвал меня фарфоровой куколкой. Он хотел сказать комплимент. Я это восприняла по-другому. Есть причины, почему я не хожу на свидания. Блузка была с длинными рукавами, скрывающими ножны на правом запястье и шрамы на левом плече. Пистолет я заперла в багажнике. Я не думала, что девичник настолько далеко зайдет.
— Ты меня прости, Кэтрин, что я до последней минуты так ничего и не организовала. Потому-то нас только трое. У всех оказались свои планы, виновато сказала Моника.
— Смотри ты, у людей, оказывается, бывают планы на вечер пятницы, заметила я.
Моника уставилась на меня, будто пыталась сообразить, шучу я или нет.
Кэтрин бросила на меня огненный взгляд. Я улыбнулась им обеим самой своей ангельской улыбкой. Моника улыбнулась в ответ, Кэтрин на это не купилась.
Моника побежала по тротуару, пританцовывая. А ведь выпила всего-то два бокала. Тревожный знак.
— Веди себя прилично, — прошипела Кэтрин.
— А что я такого сказала?
— Анита!
У нее был голос, каким говорил мой отец, когда я поздно приходила домой.
— Ты сегодня не в настроении веселиться, — вздохнула я.
— Я сегодня собираюсь много веселиться. — Она подняла руку к небу. На ней были смятые остатки делового костюма. Ветер развевал длинные волосы цвета красной меди. Я всю жизнь гадала, была бы Кэтрин красивее, если бы ее постричь, чтобы, прежде всего, было заметно лицо, или это именно волосы делали ее красивой.
— Уж если мне приходится жертвовать одной из немногих свободных ночей, я хочу хотя бы поразвлечься за свои деньги — и как следует, — сказала она.
— Уж если мне приходится жертвовать одной из немногих свободных ночей, я хочу хотя бы поразвлечься за свои деньги — и как следует, — сказала она.
В последних словах прозвучала какая-то свирепость. Я посмотрела на нее внимательно.
— Ты собираешься нализаться в стельку?
— Не исключается.
Вид у нее был самодовольный. Кэтрин знала, что я не одобряю пьянства точнее, не понимаю. Я не люблю понижать внутренние барьеры. Если я уж решала сорваться с цепи, то любила точно знать, с какой именно.
Мою машину мы оставили на стоянке в двух кварталах. Стоянка со сварной оградой. А вообще стоянок в Приречье мало. Узкие мощеные дороги и древние тротуары строились не для машин, а для лошадей.
Улицы промыла летняя гроза, прогрохотавшая, пока мы ужинали. Над головой засверкали первые звезды, как алмазы на бархате.
— Веселей, инвалиды! — вопила Моника.
Кэтрин посмотрела на меня и усмехнулась. И в следующую секунду побежала к Монике.
— О, Боже ты мой, — буркнула я себе под нос. Может быть, если бы я за ужином выпила, я бы тоже побежала. Хотя сомневаюсь.
— Да не тащись ты как черепаха! — бросила мне Кэтрин через плечо.
Как черепаха? Я догнала их шагом. Моника хихикнула. Почему-то я знала, что так и будет. Они с Кэтрин прислонились друг к другу со смехом. Подозреваю, что смеялись они по моему адресу.
Потом Моника достаточно успокоилась, чтобы фальшиво произнести театральным шепотом: — Знаете ли вы, что ждет нас за углом?
На самом деле я знала. Последнее убийство вампира случилось в четырех кварталах отсюда. Вампиры называли это место «Округ». Люди называли его «Приречье» или «Кровавая площадь» — в зависимости от степени своей грубости.
— «Запретный плод», — сказала я.
— Ну, вот, испортила мне сюрприз.
— А что такое «Запретный плод»? — спросила Кэтрин.
Моника захихикала.
— Отлично, значит, сюрприз испортить не удалось. — Она взяла Кэтрин под руку. — Обещаю, что тебе понравится.
Кэтрин, может быть, и понравится. Я знала, что мне точно не понравится, но все равно пошла за ними за угол. Извитая неоновая вывеска была кроваво цвета крови. Я не преминула отметить эту символичность.
Мы поднялись по трем широким ступеням, и перед распахнутой дверью там стоял вампир. Его массивные плечи угрожали прорвать тесную футболку. После смерти уже не надо качаться штангой? Еще с порога слышался густой гул голосов, смех, музыка. Густой бормочущий звук многолюдного тесного помещения, где люди собрались оттянуться.
Вампир стоял у двери совершенно неподвижно. И все же какое-то движение в нем угадывалось, что-то живое — за неимением лучшего слова. Значит, он был мертв не более двадцати лет. И сегодня он уже был сыт. Кожа у него была здоровая и красноватая. И лицо чуть ли не розовощекое. Питание свежей кровью идет на пользу.
— Ты только пощупай эти мышцы! — сжала его руку Моника.
Он улыбнулся, сверкнув клыками. Кэтрин ахнула. Он улыбнулся шире.
— Бад мой старый друг, правда, Бад?
Вампир Бад? Красиво звучит.
Но он кивнул.
— Заходи, Моника. Твой столик ждет.
Столик? Откуда у Моники здесь такой вес? «Запретный плод» — одна из самых горячих точек в Округе, и заказов на столики они не принимают.