Что было частичной правдой, известной также под названием лжи. Если вампиры не хотели, чтобы я сообщала полиции, тем более они не хотели, чтобы я известила Смерть. Эдуард был для них куда опаснее полиции.
— Который?
— Тот, который меня тогда чуть не разорвал. Он называет себя Валентин. И у него все те же кислотные шрамы, что я ему оставила.
— Святая вода?
— Ага.
Эдуард сел ко мне на диван, тщательно сохраняя дистанцию. Глаза его смотрели на меня в упор.
— Расскажи.
Я отвернулась:
— Мало, что есть рассказывать.
— Ты лжешь, Анита. Почему?
Я уставилась на него в порыве злости. Терпеть не могу, когда меня ловят на вранье.
— Тут в Приречье убили нескольких вампиров. Ты давно в городе, Эдуард?
Кажется, он улыбнулся, хотя я и не уверена.
— Недолго. До меня дошел слух, что ты встречалась со старшим вампиром города.
Я ничего не могла поделать. Челюсть у меня отвисла, такое удивление скрыть было невозможно.
— Как ты узнал?
Он грациозно пожал плечами:
— У меня свои источники.
— Ни один вампир не будет с тобой разговаривать — разве что по принуждению.
Снова это пожатие плеч, говорившее все — и ничего. — Что ты делал сегодня ночью, Эдуард?
— Ты что делала сегодня ночью, Анита?
Туше, мексиканская ничья, как хочешь, так и назови.
— Зачем ты тогда пришел ко мне? Чего ты хочешь?
— Адрес старшего вампира. Место дневного отдыха.
Я уже достаточно оправилась, чтобы на моем лице ничего не выразилось.
— А откуда мне его знать?
— А ты знаешь?
— Нет. — Я встала. — Я устала и спать хочу. Еще что-нибудь?
Он тоже встал, все еще улыбаясь.
— Я буду с тобой в контакте. Если ты как-то наткнешься на то, что мне нужно…
Он не стал договаривать и пошел к двери.
— Эдуард!
Он полуобернулся.
— У тебя есть обрез охотничьего ружья?
У него снова приподнялись брови.
— Могу достать.
— Я заплачу.
— Нет, в подарок.
— Я не могу тебе сказать.
— Но ты знаешь?
— Эдуард…
— Глубоко ты вляпалась, Анита?
— По уши и быстро погружаюсь.
— Я мог бы помочь.
— Знаю.
— А, помогая тебе, я убью еще несколько вампиров?
— Может быть.
Он улыбнулся мне сияющей улыбкой, от которой сердце тает. Улыбка в его лучшем стиле безобидного старого приятеля. Никогда я не могла понять, настоящая эта улыбка или только одна из его масок.
Настоящий Эдуард может ли быть такой душкой? Вряд ли.
— Люблю охотиться на вампиров. Прими меня в долю, если сможешь.
— Обязательно.
— Что будет, если ты ни у кого не узнаешь адреса?
— Ну, как что? Вернусь.
— И?
— И ты мне скажешь то, что я хочу знать. Разве нет?
Он все улыбался мне той же очаровательной мальчишеской улыбкой. И говорил, что будет меня пытать, если придется.
У меня сдавило горло.
— Эдуард, дай мне несколько дней, и я, может быть, найду для тебя информацию.
— Отлично. А обрез я принесу сегодня под вечер. Если тебя не будет дома, оставлю в кухне на столе.
Я не стала спрашивать, как он попадёт в дом, если меня не будет. Он отделался бы улыбками и смехом. Чтобы остановить Эдуарда, замки не очень годились.
— Спасибо. В смысле за обрез.
— С моим удовольствием, Анита. До завтра.
Он вышел, и дверь за ним закрылась.
Класс. Сначала вампиры, теперь Эдуард. А день только пятнадцать минут как начался. Не слишком обнадеживающее начало. Я заперла дверь, сколько бы ни было в этом смысла, и легла в кровать. Браунинг поселился во втором своем доме привязанный в кобуре под подушкой. Металл распятия холодил шею. Я обеспечила себе всю возможную безопасность и слишком устала, чтобы об этом волноваться.
И еще одну вещь я с собой взяла в постель. Мягкого игрушечного пингвина по имени Зигмунд. Я не часто с ним сплю — только после того, как меня пытаются убить. У каждого свои слабости. Кто курит, кто собирает игрушечных пингвинов. Если вы промолчите про свои, я не проболтаюсь про ваши.
16
Я стояла в большом каменном зале, где тогда сидела Николаос. Осталось только деревянное кресло, пустое и одинокое. Сбоку на полу стоял гроб. Свет факела играл на полированном дереве. Пламя качалось, отбрасывая колышущиеся тени на стену. Казалось, что тени движутся независимо от света. Чем дольше я на них смотрела, тем больше утверждалась во мнении, что они слишком темные, слишком густые.
Сердце билось прямо в горле. Пульс громом стучал в висках. Я не могла дышать. Тут до меня дошло, что слышу еще чье-то сердце, как эхо.
— Жан-Клод?
— Жан-Клод! — отозвались тени визгливым эхом.
Из крови поднялась бледная рука, сжалась и бессильно упала на борт гроба. Всплыло лицо Жан-Клода. Я протянула руку, сердце трепыхалось уже у меня в голове, но он был мертв. Мертв! Рука его была ледяным воском. Глаза распахнулись, и мертвая рука схватила меня за запястье.
— Нет! — Я попыталась вырваться, рухнула на колени в холод крови и вскрикнула: — Пусти!
Он сел, покрытый кровью. Она капала с белой сорочки, как с кровавой тряпки.
— Нет!
Он подтянул мою руку к себе, и меня вслед за ней. Я уперлась второй рукой в гроб. Я не хотела к нему. Я не пойду к нему! Он согнулся над моей рукой, широко раскрыв рот, потянулся клыками. Сердце его билось в темной комнате ударами грома.
— Нет, Жан-Клод!
Он поднял на меня глаза перед тем, как ударить.
— У меня не было выбора.
Кровь закапала по его лицу с волос, превращая лицо в кровавую маску. Клыки впились мне в руку. Я вскрикнула и села в кровати.