— О’кей, — сказала она, прихлебывая кофе. — Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Поспрашивай. У тебя есть контакты в группах ненавистников. Вроде «Люди против вампиров». Ну, там еще «Лига человеческих избирателей» — обычный набор. Погляди, не может ли кто-нибудь из них быть замешан в убийствах. Мне к ним близко не подойти. — Я улыбнулась: — Ведь аниматоры — тоже предмет их ненависти.
— Но ты убиваешь вампиров.
— И поднимаю зомби. Для твердокаменного расиста это главное.
— Ладно. Проверю ЛПВ и остальных. Еще что-нибудь?
Я подумала и покачала головой — на этот раз почти без боли.
— Ничего не могу придумать. Только будь очень осторожна. Не хочу подставить тебя, как подставила Кэтрин.
— Ты была не виновата.
— Верно.
— Это все не твоя вина.
— Ты это скажи Кэтрин и ее жениху, если дело повернется плохо.
— Анита, эти проклятые твари тебя используют. Они хотят, чтобы ты сомневалась и боялась, тогда ты будешь в их власти. Если ты дашь чувству вины овладеть тобой, ты погибнешь.
— Ну, ты даешь, Ронни! Как раз то, что мне надо сейчас услышать. Если это твоя манера вдохновительной речи, тогда я пас.
— Тебя не нужно ободрять. Тебя нужно только встряхнуть.
— Спасибо, меня уже этой ночью встряхивали.
— Анита, послушай! — Она вглядывалась в меня пристально, изучая мое лицо, стараясь понять, действительно ли я ее слышу. — Ты сделала для Кэтрин все, что могла. Теперь думай о том, как тебе выжить. У тебя сейчас врагов — по самое горло. Не отвлекайся в сторону.
Она была права. Делай, что можешь, и будь что будет. Кэтрин вне опасности — сейчас. Больше я ничего сделать не могла.
— Врагов по горло, зато и друзей по щиколотку.
Она усмехнулась:
— Может быть, это и есть поровну.
Я держала чашку забинтованными руками. От нее шло тепло.
— Я боюсь.
— Из чего следует, что ты не так глупа, как кажешься.
— Ну, спасибо.
— Всегда, пожалуйста. — Она подняла свою чашку кофе. — За Аниту Блейк, аниматора, вампироборца и хорошего друга. Поглядывай, что у тебя за спиной.
Я чокнулась с ней своей чашкой.
— И ты тоже поглядывай. Быть моим другом сейчас — это может быть не самое полезное для здоровья хобби.
— И с каких пор это новость?
К сожалению, она была права.
17
После ухода Ронни у меня было два варианта: снова пойти спать — неплохая, кстати, идея — или начать расследовать дело, которое столько народу так рвались на меня навалить.
17
После ухода Ронни у меня было два варианта: снова пойти спать — неплохая, кстати, идея — или начать расследовать дело, которое столько народу так рвались на меня навалить. Какое-то время я могу прожить, проспав четыре часа. Если Обри перервет мне горло, я протяну гораздо меньше. Наверное, стоит взяться за работу.
Летом в Сент-Луисе носить пистолет трудно. Что с наплечной, что с набедренной кобурой будет одна и та же проблема. Если наденешь жакет, расплавишься от жары. Если держать пистолет в сумочке, тебя убьют, потому что не родилась еще женщина, которая может найти что-нибудь у себя в сумочке быстрее двенадцати минут. Это закон природы.
Пока что в меня не стреляли, и это ободряло. Зато меня похищали и чуть не убили. И в следующий раз я допускать этого без борьбы не собиралась. Я умела выжимать сотню фунтов — совсем не так плохо. Но если весишь всего сто шесть, это ставит тебя в невыгодное положение. У меня все шансы против плохого парня из людей моего размера. Проблема в том, что плохих ребят моего размера долго искать придется. А насчет вампиров — раз я не могу выжать автомобиль, то вообще в расчет не берусь. Значит, пистолет.
Наконец я оделась, приобретя совершенно не профессиональный вид. Футболка слишком на меня большая, до середины бедер. Болталась вокруг меня балахоном. Единственное, что спасало, — картинка спереди: играющие в пляжный волейбол пингвины, а на переднем плане пингвинята лепят из песка куличи. Люблю пингвинов. Футболку я купила, чтобы в ней спать, и никогда не думала вылезать в ней на люди. Ладно, если полиция моды меня не увидит, ничего не случится.
В пару черных шортов я продела ремень для внутренней кобуры типа «приятель дяди Майка». Мне она очень нравилась, но она была не для браунинга. У меня для комфортного и скрытого ношения был еще один пистолет — «файрстар», компактный девятимиллиметровый с обоймой на семь выстрелов.
Белые спортивные носки с изящными синими полосками под цвет синей кожаной отделки белых найковских кроссовок завершили наряд. Я в нем выглядела лет на шестнадцать — и довольно неуклюжие шестнадцать, зато, когда я повернулась к зеркалу, даже намека на пистолет не было видно. Он был хорошо скрыт подолом футболки.
Верхняя часть торса у меня худощавая — если хотите, миниатюрная, мускулистая, и не так чтобы на нее было неприятно смотреть. К сожалению, ноги у меня дюймов пять не дотягивают до лучших ног Америки. Никогда у меня не было стройных бедер, и в мускулистых икрах тоже недостатка не было. Этот наряд подчеркивал ноги и скрывал все остальное, зато со мной был пистолет и мне не грозило расплавится в жару. Компромисс — искусство несовершенства.
Распятие висело у меня под футболкой, но я на всякий случай добавила к нему освященный браслет на левой руке. Три крестика болтались на серебряной цепочке. Шрамы тоже оказались на виду, но летом я делаю вид, что их просто нет. Даже подумать не могу ходить с длинными рукавами в тридцатиградусную влажную жару. Руки отвалятся. И когда у меня руки обнажены, шрамы все одно замечают не в первую очередь. Честно.