— Сколько?
— Десять тысяч долларов.
Берт медленно произнес каждое слово, растягивая фразу.
— Мало.
Он рассмеялся:
— Анита, нельзя быть жадной в твоем возрасте. Оставь эту работу мне.
— За жизнь Кэтрин или мою этого мало.
Его усмешка слегка увяла. Глаза его стали недоверчивы, будто я вот-вот ему скажу, что пасхальных зайчиков не бывает. Я почти слышала его мысли, не придется ли возвращать чек.
— Что ты хочешь этим сказать, Анита?
Я ему рассказала с небольшими купюрами. Без «Цирка Проклятых», без голубых огней, без первой метки вампира.
Когда я дошла до того, как Обри вбил меня в стену, он сказал:
— Ты меня разыгрываешь.
— Показать синяки?
Я закончила рассказ, глядя в его серьезную квадратную рожу. Большие руки с тупыми пальцами лежали, переплетенные, на столе. Чек лежал рядом на аккуратной стопке конвертов. Он смотрел внимательно, сочувственно. А сочувствие ему никогда особенно не удавалось изобразить. Я почти слышала, как щелкают у него внутри колесики калькулятора. — Да не волнуйся ты, Берт, можешь обналичивать чек.
— Послушай, Анита, я же не…
— Не трать слов.
— Честно, Анита, я никогда не стал бы тебя нарочно подставлять.
Я рассмеялась:
— Врешь.
— Анита! — Он глядел взволнованными глазками, прижав одну руку к груди. Мистер Искренность.
— Я на это не куплюсь, побереги для клиентов. Я тебя слишком хорошо знаю.
Он улыбнулся, и это была его природная улыбка. Истинный Берт Вон, прошу любить и жаловать. Глаза его блестели, но не теплотой, а скорее удовольствием. В этой улыбке какое-то оценивающее, оскорбительное знание. Будто он что-то про тебя знал мерзкое, что ты когда-то сделал, и охотно будет хранить молчание за сходную цену.
Что-то слегка пугающее есть в человеке, который знает про себя, что он нехороший человек, и плюет на это с высокой колокольни. Это против всего, что ценит Америка. Нас всегда, прежде всего, учат быть хорошими, нравиться людям, быть приятными обществу. Лицо, которое все это отбрасывает в сторону, есть белая ворона и человек потенциально опасный.
— Чем тебе может помочь «Аниматор инкорпорейтед»?
— Я уже попросила Ронни кое-что сделать. Чем меньше участников, тем меньше людей в опасности.
— Ты всегда была гуманисткой.
— В отличие от некоторых.
— Я понятия не имел, чего они хотят.
— Да, но ты имел понятие о том, как я люблю.
Он улыбнулся улыбкой, в которой можно было прочесть: «Я знаю твои тайны, знаю самые черные сны». Таков наш Берт, дружелюбный шантажист.
Я улыбнулась ему так же дружески:
— Если ты еще раз пошлешь мне клиента-вампира, не поговорив сперва со мной, я уйду.
— И куда?
— Со мной уйдут мои клиенты, Берт. Кто дает интервью по радио? Кто в центре внимания прессы»? Ты сам постарался, чтобы это была я, Берт.
Ты считал, что меня легче всего им продать. Самая безобидная на вид, самая привлекательная. Как щенок. Когда люди звонят в «Аниматор инкорпорейтед», кого они спрашивают, Берт?
Улыбка его пропала, глаза стали зимним льдом.
— Без меня у тебя бы ничего не вышло.
— Вопрос в том, смог бы ты сделать это без меня?
— Смог бы.
— Я тоже.
Несколько долгих мгновений мы играли в гляделки. Никто не хотел отводить глаза первым или первым моргнуть. Берт стал расплываться в улыбке, все так же глядя мне в глаза. И мои губы тоже начала раздвигать улыбка. Мы расхохотались одновременно — и этим кончилось.
— Ладно, Анита, больше вампиров не будет.
Я встала:
— Спасибо, Берт.
— А ты бы и в самом деле ушла?
Его лицо было все — смеющаяся искренность, точная и радостная маска.
— Я не люблю пустых угроз, Берт. И ты это знаешь.
— Да, — ответил он. — Знаю. Но честно, я не знал, что эта работа будет для тебя опасной. — А иначе ты бы отказался?
Он секунду подумал и снова рассмеялся.
— Нет, но запросил бы больше.
— Продолжай делать деньги, Берт. У тебя хорошо получается.
— Аминь.
Я ушла, чтобы он мог порадоваться чеку наедине с собой. Может быть, хихикнуть над ним. Это были кровавые деньги — извините за каламбур. Но я почему-то знала, что Берту это все равно. Это мне было не все равно.
18
Открылась дверь другого кабинета, и оттуда вышла высокая блондинка лет от сорока до пятидесяти. Золотистые брюки, сшитые на заказ, охватывали тонкую талию. Безрукавка цвета яичной скорлупы открывала загорелые руки, золотой «ролекс» и венчальное кольцо с бриллиантами. Камень в обручальном кольце весил целый фунт. Спорить могу, что она и глазом не моргнула, когда Джеймисон назвал цену.
Вышедший за ней мальчик тоже был изящный и светловолосый. На вид ему было лет пятнадцать, я знала, что меньше восемнадцати быть не может. По закону в Церковь Вечной Жизни можно вступать не раньше этого возраста. Он еще не мог в открытую пить спиртное, но имел уже право по собственному выбору умереть и жить вечно. Нарочно не придумаешь такую бессмыслицу.
Улыбающийся услужливый Джеймисон замыкал процессию. И по дороге что-то еще говорил мальчику.
Я вытащила из сумки визитную карточку и протянула женщине. Она посмотрела на нее, потом на меня. Оглядела меня с головы до ног и не пришла в восторг наверное, из-за футболки.
— Да? — спросила она.
Порода. Нужна настоящая порода, чтобы так смешать человека с дерьмом, произнеся одно слово. Конечно, меня это не тронуло. Великая золотоволосая богиня не заставила меня ощутить себя мелкой и мерзкой.