Эйвери кивнул.
— Извините, — сказал он.
Холдейн смотрел на него с неприязнью.
— Директор хочет сказать, — ядовито сказал он, — что если вы желаете остаться в Департаменте и работать — работайте. Если вы желаете культивировать свои эмоции — отправляйтесь в другое место, где вам никто не будет мешать. Нам слишком много лет, чтобы возиться с такими людьми, как вы.
Эйвери продолжал слышать голос Сары, продолжал видеть ряды домишек, над которыми повис дождь; он попробовал представить свою жизнь с Сарой без Департамента. Он понял, что уже слишком поздно: так же, как было всегда, потому что он пошел к ним за тем малым, что они могли ему дать, а они забрали у него то малое, что у него было. Он чувствовал, как усомнившийся в вере священнослужитель, что то, что содержалось в его сердце, было надежно заперто в том уголке, куда он прежде мог отступить: теперь такого уголка не было. Он посмотрел на Леклерка, потом на Холдейна. Они были его коллеги. Узники молчания, они втроем работали бок о бок, прокладывали путь в безводной пустыне я любое время года, чужие люди, нуждающиеся друг в друге на заброшенной земле, утратившей веру.
— Вы слышали, что я сказал? — сурово спросил Холдейн.
Эйвери пробормотал:
— Извините.
— Вы не были на войне, Джон, — мягко сказал Леклерк. — Вы не понимаете, как это бывает. Вы не понимаете, что такое воинский долг.
Вы не понимаете, что такое воинский долг.
— Я знаю, — сказал Эйвери. — Извините. Я хотел бы взять машину, не более чем на час… что?то послать Саре, если можно.
— Конечно.
Он обнаружил, что забыл о подарке для Энтони.
— Извините, — опять сказал он.
— Кстати… — Леклерк выдвинул ящик стола и вынул конверт. С видом благодетеля вручил его Эйвери. — Это ваш спецпропуск, выписан в Министерстве. Как удостоверение. На ваше имя. Он вам может понадобиться в ближайшие недели.
Это был кусок толстого картона в целлофане, зеленый, книзу темнее. Его имя было напечатано заглавными буквами на электрической машинке: м?р Джон Эйвери. Надпись предоставляла предъявителю полномочия наводить справки от имени Министерства. Стояла подпись красными чернилами.
— Спасибо.
— Это вам очень поможет; — сказал Леклерк. — Здесь подпись Министра. Он пользуется красными чернилами. Такая традиция.
Он вернулся в свой кабинет. Иногда ему чудилось, что он один, и перед ним пустая аллея, и какая?то сила гонит его вперед, как отчаяние — к небытию. Порой ему казалось, что он спасается бегством, но бежит во вражеский стан, жаждая, чтобы боль от ударов врага доказала, что он еще существует; жаждая, чтобы тень настоящей цели осенила его жалкие действия; жаждая, как сказал однажды Леклерк, пожертвовать совестью, чтобы обрести Бога.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МИССИЯ ЛЕЙЗЕРА
От бремени Мира в прохладные воды Войдем и на время забудем невзгоды.
Руперт Брук, 1914 г.
Глава 10
Прелюдия
Холдейн вышел из «хамбера» у авторемонтной мастерской.
— Меня не ждите. Вы должны отвезти Леклерка в Министерство.
Он торопливо зашагал по асфальту мимо желтых бензоколонок и дребезжащих от ветра рекламных щитов. Вечерело, накрапывал дождь. Мастерская была небольшой, но очень аккуратной: с одной стороны — витрины с запчастями, с другой — ремонтный цех, а в центре возвышалась башня, служившая жилым домом. Башню венчало сердце из горящих лампочек, которые все время меняли цвет. Где?то неподалеку визжал токарный станок. Холдейн вошел в приемную. Помещение было просторное, стены обшиты шведским дубом. Там никого не было. Пахло резиной. Он позвонил и начал отчаянно кашлять. Бывало, что приступы кашля донимали его, тогда он прижимал руку к груди, и у него на лице появлялось покорное выражение привычного к собственным страданиям человека.
Кроме календарей с красотками на стене висело небольшое, написанное от руки объявление, похожее на любительскую рекламу: «Святой Христофор и все ангелы заступники! Да храните нас от аварий на дорогах. Ф. Л.». В клетке у окна нервно метался попугай. Первые капли дождя лениво забарабанили по стеклу. В комнату вошел юноша лет восемнадцати, с черными от машинного масла пальцами. На нагрудном кармане его комбинезона красовалось увенчанное короной красное сердечко.
— Добрый вечер, — сказал Холдейн. — Прошу прощения, я разыскиваю одного старого знакомого, моего приятеля. Мы виделись последний раз уже очень давно. Его зовут Лейзер. Фред Лейзер. Я думал, не знаете ли вы что?нибудь…
— Сейчас позову, — сказал юноша и исчез.
Холдейн терпеливо ждал, разглядывая календари, гадая, кто их сюда повесил — этот юноша или Лейзер. Дверь открылась снова. Вошел Лейзер. Холдейн узнал его по фотографии. Он действительно почти не изменился за двадцать лет. Лишь вокруг глаз рассыпались мелкие морщинки и стали пожестче уголки рта.
Комната освещалась сверху ровным светом, не отбрасывавшим теней. На первый взгляд па бледном лице Лейзера читалось только одиночество.
— Чем могу вам служить? — спросил Лейзер.
— Чем могу вам служить? — спросил Лейзер. Он стоял прямо, почти пo?военному.
— Привет! Вы не помните меня?
Лейзер взглянул на него так, будто его попросили назвать цену за какую?то работу, — невозмутимо, но настороженно.