Вдруг он почувствовал, что стало очень тихо. Бармен замер, прислушиваясь. Пожилые люди за столом тоже прислушивались к чему?то, тупо уставившись в окно. Затем он услышал явственный гул самолета, еще далекий, но приближающийся к аэропорту. Он быстро пошел к окну, но еще не успел дойти, как услышал по радио немецкую речь; после первых же слов дети, как стайка голубей, перепорхнули в зал ожидания. Люди за столом встали, женщины достали из сумочек перчатки, мужчины потянулись за своими пальто и саквояжами.
Люди за столом встали, женщины достали из сумочек перчатки, мужчины потянулись за своими пальто и саквояжами. Наконец было сделано объявление по?английски. Лансен заходил на посадку.
Тэйлор устремил взгляд в темноту. Ни намека на самолет. Он ждал, беспокойство росло. Прямо край света, думал он, здесь кончается наш поганый мир. А если Лансен разобьется? Если найдут фотокамеры? Эх, был бы на его, Тэйлора, месте кто?нибудь другой! Вудфорд, почему Вудфорд не занялся этим, и могли ведь послать Эйвери, отличника колледжа? Ветер крепчал, Тэйлор готов был поклясться, что ветер стал гораздо сильнее: это было видно по тому, как он закручивал и швырял снег на взлетно?посадочную полосу, как раскачивал посадочные фонари, как на горизонте взметал белые колонны и яростно крушил их, испытывая ненависть к своему творению. Порыв ветра вдруг ударил в окно, заставив Тэйлора отшатнуться, по стеклу забарабанили мелкие льдышки, и коротко проворчала что?то деревянная рама. Он опять взглянул на часы, это уже стало привычкой: делается как?то легче, когда знаешь время.
Нет, в таких условиях Лансену не сесть ни за что.
Сердце замерло. Сирена, вначале тихая, стремительно превращалась в вой: четыре гудка завывали над затерянным летным полем, как голодные звери. Пожар… Значит, на самолете пожар. Он горят в будет пытаться сесть… Он нервно обернулся: может, кто?нибудь объяснит, что случилось.
Бармен стоял рядом, протирая бокал, и смотрел в окно.
— Что происходит? — вскрикнул Тэйлор. — Почему орут сирены?
— Всегда в плохую погоду включают сирены, — ответил тот. — Это правило.
— Почему ему разрешают приземлиться? — настаивал Тэйлор. — Почему не отправить его южнее? Здесь так мало места; отчего не полететь ему туда, где аэродром побольше?
Бармен безразлично покачал головой.
— Не так у нас плохо, — сказал он, указывая на летное поле. — Кроме того, он сильно опоздал. Может, у него нет горючего.
Они увидели самолет низко над землей, его мигающие огни над сигнальными фонарями аэродрома; свет фар побежал по посадочной полосе. Сел, благополучно сел, и они услышали рев моторов, когда он начал заруливать к месту высадки пассажиров.
* * *
Бар опустел. Тэйлор остался один. Заказал выпить. Он знал свою задачу: сиди в баре, сказал Леклерк, Лансен придет в бар. Не сразу: нужно разобраться с летными документами, вынуть пленку из фотокамеры. Снизу слышалось детское пение и какая?то женщина запевала. Какого черта он должен сидеть среди женщин и детей? Разве это не мужская работа — особенно если в кармане фальшивый паспорт и пять тысяч долларов?
— Сегодня больше самолетов не будет, — сказал бармен. — Все полеты сейчас отменены.
Тэйлор кивнул:
— Знаю. Ужас, что делается на улице, ужас.
Бармен убирал бутылки.
— Опасности не было, — добавил он успокоительным тоном. — Капитан Лансен — очень хороший пилот. — Он колебался, не зная, убрать или оставить бутылки «Штайнхегера».
— Конечно, бояться было нечего, — огрызнулся Тэйлор. — Разве кто говорил об опасности?
— Еще налить? — спросил бармен.
— Нет, но налейте себе. Вы должны выпить.
Бармен неохотно наполнил себе стакан и убрал бутылку.
— И все?таки, как им это удается? — спросил Тэйлор примирительным тоном. — В такую погоду ничего не видно, ни черта. — Он задумчиво улыбнулся. — Сидите вы, значит, в кабине пилота, и совершенно безразлично, открыты у вас глаза или закрыты, толку от них нет. Я видел это однажды, — добавил Тэйлор, его руки с чуть согнутыми пальцами лежали на стойке, будто на рычагах управления.
— Я знаю, о чем говорю… и если что?то не так, первым гибнет пилот. — Он покачал головой. — Они выдерживают, — твердо сказал он. — Они имеют право на каждый пенс своего заработка. Особенно в воздушном змее таких размеров. Все его части держатся на нитке, самой обычной нитке.
Бармен едва заметно кивнул, допил свой стакан, вымыл, вытер и поставил на полку под стойкой. Расстегнул свой белый пиджак.
Тэйлор не шелохнулся.
— Ладно, — сказал бармен, хмуро улыбаясь, — теперь нам пора домой.
— Кому это нам? — спросил Тэйлор, широко раскрыв глаза и откинув назад голову. — Кому, собственно? — Теперь все равно, на ком сорвать напряжение: Лансен приземлился.
— Я должен закрывать бар.
— Конечно, пора домой. Выпьем только еще. Можете идти домой, если хотите. Я?то, к несчастью, живу в Лондоне. — Его голос звучат вызывающе, в чем?то игриво, но все более злобно. — И раз ваши авиакомпании не могут доставить меня в Лондон, и вообще никуда до утра, посылать меня туда — не самое умное с вашей стороны, или я не прав, дружище? — Он все еще улыбался, но улыбка была злой и судорожной, как у нервного человека, когда он выходит из себя. — И в следующий раз, когда случится принять от меня угощение, старина, я советую быть повежливее…