— Прошло? Пленки нет. Ее не было среди вещей. Я думаю подать в отставку, я принял решение. Почему этот гнусный телефон не работает?
— Они, наверное, не знают, что вы вернулись. Тут в бухгалтерии рассматривали вашу заявку на оплату такси. Она под вопросом.
— Такси?
— От вашей квартиры до учреждения. В ту ночь, когда погиб Тэйлор. Они говорят, что это слишком.
— Послушайте, пойдите разбудите телефонисток, они, видно, крепко спят.
Сара взяла трубку сама.
— Ах, слава Богу, это ты.
Эйвери сказал: да, он приехал час назад. «Сара, послушай, с меня хватит, я хочу сказать Леклерку…» Но прежде, чем он успел закончить, она взорвалась:
— Джон, скажи ради Бога, чем ты занимаешься? К нам приходили из полиции, детективы; они хотят поговорить с тобой, их интересует покойник, которого привезли в аэропорт в Лондон; кто?то по имени Малаби. Они говорят, его отправили из Финляндии с фальшивым паспортом.
Он закрыл глаза. Он хотел положить трубку, отнял ее от уха, но продолжал слышать голос жены, который повторял: «Джон, Джон. Они говорят, он твой брат; гроб адресован тебе, Джон; какая?то похоронная фирма в Лондоне должна была все для тебя сделать… Джон, Джон.
Они говорят, он твой брат; гроб адресован тебе, Джон; какая?то похоронная фирма в Лондоне должна была все для тебя сделать… Джон, Джон. ты меня слышишь?»
— Послушай, — сказал он, — все в порядке. Я сейчас займусь этим.
— Я сказала им про Тэйлора: я должна была.
— Сара!
— А что я еще могла сделать? Они думали, я преступница, не знаю что; мне не верили, Джон? Они спросили, как могут с тобой связаться; я должна была сказать, что не знаю; я даже не знала, в какой ты стране и каким самолетом улетел; я была больна, Джон, мне было очень плохо, у меня был проклятый грипп, и я забыла принять таблетки. Они пришли посреди ночи, двое. Джон, почему они пришли ночью?
— Что ты им сказала? Именем Христа, Сара, что еще ты им сказала?
— Не ругай меня! Это я должна ругать тебя и твой скотский Департамент! Я сказала, что ты делаешь что?то секретное; тебе пришлось уехать за границу по делам Департамента… Джон, я даже не знаю, как он называется!.. Я сказала, что тебе позвонили ночью и ты уехал. Из?за курьера, которого звали Тэйлор.
— Ты с ума сошла, — закричал Эйвери, — ты совершенно ненормальная. Я же тебя просил никому не говорить!
— Джон, но они же полицейские! То, что они знают, не может повредить. — Она плакала, он слышал слезы в голосе. — Джон, пожалуйста, приезжай. Мне так страшно. Ты должен оставить это и снова взяться за издательское дело; мне все равно, что ты делаешь, но…
— Не могу. Это ужасно серьезно. Куда более серьезно, чем ты можешь себе представить. Прости, Сара, но я просто не могу уехать с работы. — И он жестоко добавил, ложь для пользы дела:
— Ты все поставила под удар.
Последовала долгая пауза.
— Сара, мне придется разобраться, может, что?то исправить. Позвоню позже.
Когда наконец она ответила, он услышал в ее голосе ту же бесстрастную покорность, с которой она послала его паковать вещи:
— Ты забрал чековую книжку. У меня нет денег.
Он сказал ей, что пришлет. «У нас машина, — добавил он, — специально для этого дела, с шофером.» Собираясь повесить трубку, он услышал, как она сказала:
— Я думала, у вас полно машин.
Он влетел к Леклерку в кабинет. Холдейн стоял с другой стороны стола в еще мокром от дождя плаще. Они склонились над каким?то досье. Страницы были истрепанные, порванные.
— Тело Тэйлора! — выкрикнул он. — Оно в аэропорту, в Лондоне. Вы все испортили. К Саре приходили! Посреди ночи!
— Обождите! — оборвал его Холдейн. — Это не повод, чтобы сюда врываться, — сказал он с гневом. — Обождите.
Он не любил Эйвери. Он вернулся к досье, не обращая на него внимания.
— Вообще не повод, — пробормотал он и, обращаясь к Леклерку, добавил:
— По?моему, Вудфорд уже делает успехи. С рукопашным боем все в порядке; он слышал про радиста, одного из лучших. Я помню его. Гараж называется «Червонный король» и явно процветает. Мы навели справки в банке; нам старались помочь, хотя деталей они не знают. Он не женат. Любит женщин, как все поляки. Интереса к политике нет, хобби у него нет, долгов нет, жалоб нет. Будто нет его самого. Говорят, что он хороший механик. Что касается его характера… — он пожал плечами. — Что мы вообще знаем о людях?
— Но что о нем сказали? Боже мой, невозможно же пятнадцать лет прожить в обществе и не оставить о себе хоть какое?то впечатление. Ведь был зеленщик — Смезик, так? — он жил у них после войны.
Холдейн позволил себе улыбнуться:
— Сказали, что работал он хорошо и был очень вежлив.
Все говорят, что он вежливый. Вот что им запомнилось: как только выдавалась свободная минутка, он шел на задний двор поразмяться, с теннисной ракеткой.
— Вы видели гараж?
— Конечно, нет. Я не был поблизости. Думаю пойти туда вечером. По?моему, у нас другого выбора нет. В конце концов, этот человек числится в нашем активе уже двадцать лет.
— Больше ничего вам не удалось узнать?
— Остальное нам придется делать через Цирк.
— Тогда пусть Джон Эйвери уточнит подробности. — Леклерк будто позабыл, что Эйвери в комнате. — Что касается Цирка, с ними буду разговаривать я.